– Стихи советую издать в «Молодой гвардии». У меня там есть старый товарищ – он быстро протащит через редактуру и поставит в темплан. Может, даже выйдет быстрее «Города». Его телефон в списке. – Заславский кивает на лист, что я держу в руках.
– Большое спасибо, Ян Николаевич! – я прижимаю руку к сердцу. – С меня причитается!
– Экзамены не завали, причитальщик! – смеется декан. – Отмазывать не буду.
Весь оставшийся день проходит в какой-то нервной суете. Я напоминаю себе жонглера, который подбросил десяток тарелок вверх и должен их поймать. Сидоренко уезжает к Асе в Алтуфьево с романом, а я связываюсь с людьми по списку декана, обсуждаю условия. Потом бегу к верной «Башкирии» печатать стихи и пьесы про Ленина. Вместе с папкой «Города» Заславский выдал мне еще три пачки дефицитной бумаги. Надо торопиться. Время тикает – заговор зреет. Каждый день СЛОВО будит меня, и я просыпаюсь с осознанием того, что последний вагон уезжает с перрона. Прыжок, хватаюсь за поручень…
В библиотеке меня разыскивает Оля. Староста сама замотана делами, поэтому мы быстро согласовываем список выступлений на факультетах. К математикам и биологам присоединяются историки и химики.
– Русин, я денег брать не буду! – резко говорит мне Быкова.
– А что, предлагают? – удивляюсь я.
– Наши нет. Но приходили знакомые комсорги из МИСИ и из 1-го Меда.
– Они-то откуда знают?
– А кто в «Огоньке» выступал? – вопросом на вопрос отвечает староста. Крыть нечем.
– И сколько предлагают? – Я тут же поднимаю руки в защитном жесте. – Просто для информации!
– По двести пятьдесят. Пятьсот рублей. Сумасшедшие деньги! – Оля раскраснелась от гнева и чудо как хороша.
– И не бери! Зачем нам встречаться с ОБХСС!
– Бесплатно выступишь?
– Выступлю. Только составь план. Не больше одного вечера в неделю. Максимум два. Я тоже не железный. И подложись какими-нибудь бумагами из комитета комсомола. Пусть мне выпишут комсомольское задание на эти вечера.
– Хорошо. Это можно сделать.
Пылесос молчит, крутит пальцем завиток волос. Явно ждет приглашения на свидание. Судя по всему, Лена-баскетболистка не рассказала о нашем сабантуе на квартире Мезенцева. Извини, Оленька, но не в этот раз.
Так и не дождавшись ничего, Быкова резко встает и уходит. Обидел девушку. Но размышлять об этом времени особо нет. Меня ждут дела. После плотного общения с «Башкирией» отлавливаю преподавателей, договариваюсь о досрочных экзаменах. Профессура не очень довольна. Надо собирать комиссию, делать билеты… Но мне помогает моя новоприобретенная известность. А также приказ декана. Лишь Сычев упирается. Требует сбрить бороду. И тут тоже спасает Викина справочка. Раздосадованный препод отступает. Но обещает не дать мне спуску на экзамене.
Вечером звоню Глории Стюарт. Трубку долго никто не берет, потом все-таки я наконец слышу испуганный голос журналистки. Ее русский стал еще хуже, я его практически не понимаю. Но по-английски тоже говорить не хочу – вахтерша греет уши. Глория пакует вещи и срочно уезжает из Союза. Голос дрожит, но мне все-таки удается договориться об интервью. «Давши слово – держись, а не давши – крепись». Сама пригласила, теперь деваться некуда.
Я мысленно потираю руки – письмо дошло до адресата и взорвало ситуацию. Но нужно подстраховаться. Прежде чем ехать к Глории на Садово-Самотечную, звоню генералу. Мезенцева как назло опять нет на месте. Набираю Федину. И этот тоже отсутствует. Что же делать?
Решаюсь ехать без санкции. Если Глория уедет и встреча не состоится – сделана будет только половина дела.
Журналистку застаю «на чемоданах». Девушка мечется по квартире и собирает вещи. Сегодня ей было явно не до того, чтобы прихорашиваться – мятые джинсы, футболка. Под которой совершенно отсутствует какое-либо нижнее белье. Мой натренированный взгляд оценивает грудь. Небольшая двойка.
Волосы просто стянуты в пучок и явно не встречались с водой из душа.
– Хай! Ай эм ин э харри, – сразу меня огорошивает журналистка, пытаясь засунуть в чемодан сразу два свитера. Одежда не хотела помещаться, и Глория злилась.
– Спешишь, значит. Извини, я, наверное, все-таки не вовремя, – я сделал вид, что разворачиваюсь и ухожу.
– Стоп! – Стюарт наконец заканчивает свои попытки запихнуть свитер, падает прямо на чемодан. – Ай эм сори.
Мы переходим на английский.
– Все внезапно пошло кувырком. – Глория вытаскивает блокнот, ручку. – Диктофон сломался, меня срочно вызвали в Лондон…
Врет и не очень правдоподобно.
– Ты хорошо меня понимаешь?
Я киваю.
– Расскажи о себе.
Начинаю с биографии, потом перехожу к творчеству. Рассказываю про «Город не должен умереть», про батл на Маяке…
– У тебя неплохой английский, парень, – журналистка быстро записывает. – Но не забывай про правило «нет будущего времени после «если».
Я чувствую, как краснею. Такой детский прокол.
Ни история Кракова, ни батл журналистку не цепляют. Пишет для галочки, чтобы угодить Шолохову или советским властям, что пустили ее в страну. Ее мысли совсем в другом месте. И я даже подозреваю, где.
– Глория, – наконец решаюсь я. – У тебя неприятности?
– Так заметно? – журналистка вздрагивает.