Я шагаю по Москве

А ты что, улетаешь? — ему хотелось, чтобы разго­вор не был уж совсем односторонним.

Встречаю мужа.

Ну да — мужа? — он не поверил.

Мужа.

У тебя муж есть?

Угу.

Счастливые люди, кого встречают, — сказал Во­лодя .

Женишься — и тебя будут встречать.

Где уж тут жениться, когда все девушки уже ра­зобраны.

Ну что ты! Нас же в два раза больше. По переписи.

Это для утешения говорят. Утешают таких, как я. — Он помолчал. — В общем, у вас все хорошо?

Очень хорошо.

Но ведь так не бывает, — серьезно сказал он.

А вот бывает! — Она улыбнулась.

Улыбка у нее счастливая. Действительно счастливая.

Только что экспресс мчался по пригородному шоссе среди полей и деревьев. И вдруг, внезапно, за окном воз­никли огромные светлые корпуса новых зданий. Город как бы раздвинулся, это были его окраины, выстроенные совсем недавно, светлые, современные; сверкающие чис­тым стеклом.

Володя сидел, прижавшись щекой к нагретому солн­цем окну автобуса.

А позади него, объединенные хорошим настроени­ем, скоростью и солнцем, двое ребят пели какую-то ве­селую грузинскую песню, отстукивая пальцами ритм но бочонку.

Нарзан? — Володя кивнул на бочонок.

Нет, боржом, — ответили ребята и снова запели. Раннее утро. Красная площадь. Часы на Спасской башне бьют половину седьмого.

Шахта строительства метрополитена. Смена заходит в клеть. Закрываются решетчатые двери.

Клеть стремительно надает по вертикальному ство­лу. Мелькают яркие лампы, установленные на стене ствола.

Гул, падение, пыль.

Невозможно разговаривать, курить нельзя. Люди сто­ят молча.

Постепенное мягкое торможение.

Двери открываются, и смена входит в шахту. Слабо освещенный тоннель, уходящий в темноту. Неяркое де­журное освещение,

И впереди, где ведутся основные работы, откуда слы­шен шум машин,— посвечивают огни.Смена идет по тоннелю. Лица почти не видны, сверху капает вода, стучит по каскам, хлюпает под йогами, сте­кая но водостокам.

А навстречу идут уже отработавшие свою смену. Сре­ди них— Колька, высокий худощавый парень в сдвину­том на глаза шлеме.

Душевая. Солнечные лучи врываются в потоки воды, льющейся из кранов душа. Блеск и белизна кафельных стен. Ощущение силы и здоровья молодых ребят.

Колька моется в своей кабинке, подставляя лицо воде, намыливая короткие светлые волосы.

Утренние газеты штурмом брали город. Эскалатор метро белел от них.

Читали стоя на платформе, закрыв лицо разверну­тым хрустящим листом. В проносящихся поездах с ходу мелькали мимо те же белые листы.

Вот подошел поезд. Толпа, не складывая газет, устре­милась в него. Дежурная по станции не успевала прочи­тать через стекло все, что ее интересовало в этом номере.

Колька ехал в битком набитом вагоне, сжатый со всех сторон, среди чьих-то спин, локтей, сумок и газет, раз­вернутых справа и слева от него. Колька засыпал. Глаза у него закрывались сами но себе и открывались только тог­да, когда дежурный объявлял очередную станцию.

На остановке влились новые пассажиры.

Не напирайте, — сказал кто-то позади Кольки. Колька посмотрел назад и ничего не ответил.

Стой спокойно, — сказали ему.

Колька еще раз обернулся и посмотрел уже более вни­мательно на человека в кепке.

Чего смотришь? — сказах человек. Колька вздохнул и отвернулся.

Вы не скажете, как проехать в Строительный пе­реулок? — спросил у пожилой женщины, стоявшей ря­дом с Колькой, Володя. — Где сходить?

Я приезжая, — сказала женщина.

Какой переулок? — спросил гражданин с девоч­кой на руках.

Строительный, — сказал Володя.

Это не в Черемушках? — спросил гражданин.

Да нет, — к Володе протиснулся человек в кепке. — Все не так. Какие Черемушки! При чем тут Черемушки! Слушайте меня, слушай — он взял его за пуговицу пид­жака. — Едешь до Павелецкой, сходишь, на эскалаторе вверх, и до обувного магазина. Увидел обувной — слезай. А там разберешься.

Ну и врешь, — не выдержал Колька. — Сам не знаешь, что говоришь, — К парню: — Сойдешь на Ар­батской, пройдешь бульваром три квартала, свернешь на­право, а там рукой подать.

Да? — разозлился человек в кепке. — Вы-то от­куда знаете? — И к парню: — Не слушай его. Я Москву как свои пять пальцев знаю.

А ты, случайно, не Иваном Сусаниным работа­ешь? — спросил Колька.

Пассажиры молча смотрели на внезапно открывшую­ся панораму Москвы-реки...

...на «Скиф», восьмерку, уходящую под мост. Поезд снова скрылся в тоннеле.

На бульваре мыли памятник, поливая его из шланги.

Ребятишки носились на машинах, велосипедах и само­катах, лавируя между ног спешащих на работу прохожих.

Пенсионеры устраивались па скамейках, готовясь к шашечным соревнованиям.

Колька и парень с чемоданом шли по бульвару.

Это Чистые пруды? — опросил Володя.

Ага.

Они раньше назывались Грязными, — сообщи.! Володя Кольке. — А при Петре их вычистили и переиме­новали.

Колька внимательно оглядел парня.

Ты приезжий? — спросил он.

Ага. Я из Качемска. Это в Сибири.

В командировку?

Проездом...

Виктор! — назвал Колька идущего навстречу плот­ного молодого человека.

Привет, — сказал молодой человек. Он вел за руки двух девочек, очень похожих одна на другую. — Виктор, — молодой человек протянул парию руку. Те­перь руки девочек были зажаты в одной широкой ладони.