Я с тобой развожусь

Поднявшись из-за стола, возвращаюсь в прихожую, где не без труда надеваю обувь. И все время так и продолжаю чувствовать на себе внимательный взгляд.        

- Почему вы не указали мне на выход? - наконец совладав с кроссовками, задаю вопрос Элеоноре. - Я что-то не припомню, чтобы когда-либо вам нравился.           

С губ Ритиной бабушки срывается тихий смешок.        

- Это точно. Всегда советовала внучке найти кого-нибудь помоложе.         

Я вскидываю бровь, но парировать не успеваю, потому что Элеонора ошарашивает следующими словами:   

- Но она тебя любит. Уж правда не знаю, за что.       

Рита меня любит? До сих пор? Она говорила об этом сама, или..?         

И как давно мы вообще просто не говорили о наших чувствах? О нашей жизни, о каких-то простых вещах? Да и есть ли шанс в принципе об этом начать говорить? Сейчас все указывает на то, что Григорьев Ян все свои возможности просрал с треском.           

- Я тоже ее люблю, - отвечаю перед тем, как выйти из квартиры.        

Уже почти добираюсь до лифтового холла, когда меня окликает Элеонора:        

- Ян!         

Разворачиваюсь так резко, что руку простреливает противной болью.      

- Да?        

- Она снова рисует, - повторяет слова бабушка Риты, после чего закрывает дверь.          

Спустившись к ожидающему меня такси, я уже знаю, что делать. Устроившись на заднем сидении, вытаскиваю из кармана телефон, набираю номер, и когда мне отвечают, говорю:         

- Вилен… у меня к тебе дело на миллион долларов.  

Часть 34. Марго

В последние дни я рисую, как одержимая. Забываю порой о сне и еде, и хотя понимаю, что это мне не на пользу, ничего не могу с собой поделать. Все эмоции, что ураганом прокатываются по душе, требуют выхода на холст. Здесь, на картинах - вся моя история длиною в жизнь.                     

Я замираю на редкое мгновение, чтобы осмотреть свою работу. На ней - маленькая девочка, вокруг которой сгустилась темнота. Она сидит, обнимая руками колени, по искаженному страхом лицу текут слезы, такие честные и открытые, как бывает только в детстве.                                         

В тот день я узнала, что мама и папа больше не вернутся. За мной приехала Элеонора, чтобы забрать из дома, где я провела первые пять лет жизни. Самые счастливые годы…                             

Я не хотела уезжать. Убежала в подвал, спрятавшись там, в темноте, от бабушки и… своих страхов. Казалось, что это все неправда. Что мама и папа обязательно за мной приедут и я должна ждать их именно здесь, в нашем доме, чтобы они сумели меня найти…                                                                 

Только долгое время спустя я смогла смириться с тем, что смерть необратима. Но эта маленькая девочка на холсте этого пока не понимает.                      

От невеселых размышлений отрывает звонок телефона. Наверняка Элеонора - больше звонить мне было просто некому. Удивительно, но закономерно - вместе с новостями о разводе с Яном Григорьевым из моей жизни исчезли все те люди, что заискивающе или дружелюбно улыбались мне на светских раутах, старались сделать со мной селфи «по дружбе» или приглашали в гости. Нет, конечно, я не заблуждалась относительно их истинных намерений и отношения ко мне, и все же… этот вакуум, в который попала, похож на ощущение, будто перестала существовать. Наверно, в какой-то степени так оно и есть. Ведь я всегда была лишь аксессуаром богатого и успешного мужа. Без него для всех этих людей я - никто. Да и бог с ними. Шелуха отлетела, обнажив истинное положение дел. И в нем я - одна. Если не считать Элеоноры.                                                    

Но, посмотрев на экран, обнаруживаю, что все же ошибалась.                                                                     

- Маша? - спрашиваю с удивлением, приняв звонок.                                                                                           

- Да, - говорит она и в голосе при этом - несвойственное  ей смущение. После короткой паузы она и вовсе начинает тараторить:            

- Слушай, пока у меня хватает смелости, я хочу тебе сказать… знаю, что мы далеко не лучшие подруги, но все же ты мне сразу понравилась и я подумала… может быть, мы можем где-нибудь встретиться и пообщаться? Я хочу обсудить кое-что… важное. Наверно…                                               

Этот поток информации на мгновение сбивает с толку. Но я четко сознаю одно - я в любом случае рада ее звонку. Поэтому говорю:               

- Если хочешь, приезжай ко мне в гости. Адрес скину смс-кой.                                                                       

- Я с радостью! - выдыхает она и в ее голосе я слышу искренность и неожиданное облегчение.            

Маша добирается ко мне спустя два часа. Врывается морозным ураганом с тортиком в руках и пакетом, вызывающим подозрение на наличие в нем колбасы. Но, как выясняется - я сильно заблуждаюсь.      

- Я когда была беременная, постоянно хотела сладкого, - говорит она, проходя по моему приглашению на кухню. - Не знаю, может, у тебя не так, но все же решила вот захватить всякого… понятия не имею, что ты любишь, поэтому набрала самое разное…                                                              

Она начинает выкладывать на стол содержимое своего пакета. Кажется, здесь есть вообще все! И конфеты, и печенья, и вафли… какая-то выпечка из пекарни. Я смотрю, как она ловко разгружает пакеты и ловлю себя на том, что невольно улыбаюсь. Не могу даже представить, что кто-либо из прежних знакомых сделал бы для меня что-то подобное.                                                                   

- Я совсем не против сладостей, - произношу с благодарностью и понимаю - с самого утра я совсем не ела. - Заварю чай, - добавляю, желая скрыть накатившее вдруг смущение.