Я - Русский офицер!

— От винта! — прозвучали команды пилотов, и боевые «ЯКи», выплюнув из труб сгустки дыма и пламени, взревели многосильными движками в ожидании команды на взлет.

— Убрать колодки!

Всего несколько минут на прогрев, и самолеты, словно огромные птицы приготовились к дальнему перелету, выруливая звеньями на старт.

Зеленая ракета с шипением взвилась над полем и первая эскадрилья, поднимая лопастями винтов клубы пыли, оторвавшись от земли, растворилась на фоне леса и исчезла в предрассветных сумерках.

В бой вступили в тот момент, когда солнце, лишь показало четверть своего диска. В этот миг оно как бы замерло перед долгим путешествием по небосклону. Розовые, желтые, золотистые облака под крыльями самолетов переливались перламутром и выглядели удивительно сказочным морем, которое манило и звало своим великолепным, мирным видом. В такой момент было не до войны.

Краснов всегда с восхищением и с замиранием сердца смотрел на них, мечтая в эти минуты, не об этой проклятой войне, а простой счастливой жизни.

Несколько эскадрилий ПВО, подкравшись в полном молчании к немецкой эскадре, идущей в сторону Москвы, просто вывалилась из этих розовых облаков на врага, разя его кинжальным огнем. Расстроив стройные ряды бомбардировщиков Люфтваффе, «ЯКи», словно огромная стая волков, бросились терзать вражеские самолеты. Это была поистине пляска смерти или, как говорили немцы, «собачья свара».

Все, что видел Краснов, так это было то, что «мессеры», словно воронье кружились над выпавшим из гнезда вороненком. Черные кресты на крыльях немецких самолетов, словно трефовая масть, тусовалась в огромной колоде карт прямо перед глазами «Воробушка».

Сквозь перебивающие друг друга переговоры советских и немецких летчиков в эфире, Валерка вдруг услышал до ужаса знакомый голос. Среди помехи и треск, немецкий голос нырял в глубину неизвестности, и тут же вдруг всплывал извне, отборной русской бранью, вводя в заблуждение летчиков эскадрильи.

В сотую долю секунды Краснов вспомнил, кому принадлежит этот голос. Вспомнил веселого молодого немецкого фельдфебеля с сигарой во рту и его чистый, хорошо поставленный русский. Вспомнил и футбольный матч на поле смоленского авиационного завода, и подарок холеного и даже щеголеватого летчика-фашиста. За воспоминаниями следом всплыло и лицо его отца. Оно в тот момент как бы просило: «Убей его, сынок! Убей! Убей своего врага! Мсти за меня, мать, за Леди и Светлану»!

В тот миг Валерка вспомнил рыдающую мать и спасенную им девушку, вытащенную им из искореженного вагона. Вспомнил и поцелуи Зориной Светланы, которая всего лишь два дня назад сгорела в своем У-2.

В тот миг из его груди вырвался жуткий протяжный стон, будто страшный свирепый зверь вселился в его душу. Старший лейтенант Краснов, сжав до боли свои зубы, со всей своей нечеловеческой яростью и ненавистью кинулся в эту кровавую карусель воздушного боя. За приступом мести прошлое будто перевернулось в нем. Все его мышцы, подчиненные только сознанию и силе воли, включились в настоящее, и он всей своей шкурой в полном объеме ощутил жестокие реалии боя.

Валерка инстинктивно вращал ручкой управления «ЯКа» и через свой гнев ловил в перекрестие прицела страшные черные кресты пауков, распластавшиеся на плоскостях немецких самолетов. Он с силой жал на гашетку, и с каким-то удовольствием всаживал в этот ненавистный ему символ фашизма, очередную порцию разрывных пушечных снарядов.

Куски перкали, рваного алюминия в ту секунду отвалились от крыльев и хвоста немецкого самолета. «Мессер» вдруг, вспыхнув факелом, тут же свалился в штопор и, объятый пламенем, понесся в сторону земли, пронзительно завывая, словно огромный раненый зверь. Самолет падал, оставляя черный шлейф дыма и с каждой секундой, все ближе и ближе приближался к своей смерти, пока где-то внизу он не превратился в огромный клубок бурлящего огня.

Вновь и вновь Валерка бросал свой «ЯК» в драку и, заходя на виражи, выжимал из своего самолета последние лошадиные силы. Он, то взбирался в горку, то вращаясь, бочкой врезался в стаю «Фокеров» и «Мессеров», выхватив очередную жертву, беспощадно рубил лопастями и мощью двигателя «Яка» небо своей любимой России. Выводя свою машину в хвост очередного «трефового туза», он хладнокровно, без всякой жалости давил на гашетку и вновь от его самолета отделялись красные пунктиры, которые, пронзив хрустальный воздух, устремлялись в сторону вражеских самолетов. Дымный шлейф трассирующих снарядов пронизывал врага, словно стрелами Зевса, разрывая фюзеляж немца на куски. Даже за ревом двигателя Валерка отчетливо слышал, как снаряды, пущенные из его пушек, со странным жужжанием впивались в хищное темно-зеленое тело немецкого самолета. Он отчетливо видел, как, попав, его карающие мечи разорвали на куски бронированный плекстигласс фонаря вместе с головой бравого фашистского аса. Кровь и мозги летчика разлетелись по кабине и очередной «мессер», «застонав», «завыв от боли», устремлялся к земле, унося мертвое тело врага в небытие.