Я - Русский офицер!

— Я должен обязательно долететь до Берлина! Я должен увидеть, чем кончится эта война!

Майор еще раз глубоко вздохнул и, тронув Валерку за рукав, сказал:

— Пошли, старлей, покемарим до рассвета еще часа два.

Валерка бросил окурок и, вдохнув полной грудью хрустальный воздух летней ночи, побрел следом за майором, впервые ощутив за последнее время себя свободным.

Звук мотора фронтового «Студебеккера» поднял Краснова именно в тот момент, когда голова его покатилась в яму сна, а перед глазами уже стали мелькать сказочные персонажи сновидений. Через мгновение майор-летчик в кожаной куртке вошел в вокзал и проорал, словно гусар во время атаки на француза:

— Подъем бездельники, Родина ждет от вас подвигов, а вы тут «массу топите»! Люфтваффельники уже соскучились по свежатине. Где, где, этот НКВДешник, мать его…?

Заспанные штрафники-летчики стали постепенно выползать из своих ночлежек, и готовиться к отъезду. В этот момент из помещения железнодорожной кассы вышел старший лейтенант конвойной роты НКВД.

— Я здесь! — сказал он, застряв в открытых дверях, зевая и потягиваясь.

— Капитан Знаменский, командир третьей истребительной эскадрильи. Давай, старлей, личные дела этих гавриков и я покатил немца бить.

Старший лейтенант достал вещевой мешок и вытащил папки с личными делами, которые тут же сложил на лавку в зале ожидания.

— Становись, равняйсь, смирно, — только проорал он, собираясь провести проверку, как капитан схватил у него папки, пересчитал их и небрежно бросил в солдатский мешок.

На удивление НКВДешника он просто пальцем пересчитал штрафников, и когда количество папок и количество людей сошлось, он сказал:

— Все, старлей, все на месте…

— Так не положено, товарищ капитан, нужно провести пофамильную проверку! Может, кто чужой затесался!

— Зеков будешь пофамильно считать! А у меня нет времени! Нам еще ехать сорок километров, а тут над дорогой «Мессеры» и «Юнкерсы» болтаются, как яйца над пропастью. Тебе хорошо, ты сидишь под стволами зениток, а мне еще сегодня летать и бить этих сраных выродков Геринга. Так, мужики, теперь вы мои, марш к машине!

Капитан скомандовал и, протянув руку старшему лейтенанту, пожал ее. Накинув на плечо солдатский вещевой мешок с личными делами осужденных, он пошел следом за своими подопечными.

Старший лейтенант-НКВДешник так и остался стоять посреди зала ожидания, почесывая макушку под своей фуражкой.

— Летуны, хреновы! — сказал он вслед капитану, и плюнул на дощатый пол, — Ни дисциплины тебе, ни порядка. Все у них через жопу!

Лишь только забрезжил рассвет, «Студебекер», чихнув бензиновой копотью, покатил в обратный путь в сторону Ларионовки. Летчики расположились в кузове машины на расстеленном брезенте и, вскрыв банки тушенки из пайка, принялись завтракать.

Машина, поднимая клубы пыли, катила по песчаной дороге, плавно проваливаясь в естественные неровности. Кто-то в этот миг благодарил господа за проявленное великодушие и освобождение, кто-то мирно жевал сухари, запивая колодезной водой. А кто — спал, продолжая досматривать те сны, в которые вмешался лихой капитан. А кто-то просто сидел, опершись на борт спиной, старался себе представить, как встретит их новый боевой коллектив и какой самолет достанется не бывшему штрафнику, а летчику.

— Как тебе этот капитан, — спросил майор Краснова.

— Капитан, как капитан! У меня комзвена такой же лихой был гусар, точно, как этот! В сорок втором таранил «Юнкерс» с полным боекомплектом. Шандарахнуло так, что у меня чуть плоскости не отлетели. До сих пор вижу эту вспышку и вой осколков слышу.

— Как у тебя, старлей, настроение? Успеть бы к завтраку, да принять сотку-другую наркомовских, — сказал майор, вытянув вдоль борта свои ноги.

— Я думаю, успеем, — сказал Краснов и, достав кисет, стал крутить самокрутку.

«Студебеккер» ехал по лесной дороге, словно по-морю, то опускаясь на дно воронки, которую выбила немецкая бомба, то вновь поднимаясь на дорогу, чтобы продолжить свой путь дальше.

Судя по разбитой технике, полуторкам и подводам, валяющимся по обочинам, создавалось ощущение, что именно здесь, в этих лесах прифронтовой полосы, словно хищные акулы, промышляют легендарные соколы Геринга. Своим опытным глазом Валерка видел, что эти пресловутые асы рейха, после двух лет войны явно перестали брезговать и солдатом, идущим из санбата в расположение части, и подводой с беженцами. Все идет в зачет, чтобы потом, стоя перед своими собратьями по-оружию, радоваться получению очередного Железного креста, или еще какой медальки.

— Во, майор, видишь!? Немчура как шалит! Как у нас говорят, «желторотики» руку набивают! Завалить хорошего летчика им сейчас мужества не хватает, да и умения, а расстрелять на дороге подводу с ранеными могут! Рыцари, бля…. хреновы!

— Это, Краснов, война, — ответил майор и, вытащив папиросу, закурил, глубоко затягиваясь.

По мере того, как поднималось солнце, мрак ночи уходил, освобождаясь от своего черного покрова, сквозь эту прорванную пелену, из-за кромки леса, совсем неожиданно вынырнула пара «Мессеров».