Я – Распутин

Проинспектировать общину явился лично Феофан. Причем сделал это по-тихому, никого не ставя в известность. Мои боевики отсыпались после вчерашнего дела, капитан уехал к нотариусу – архимандрит прошел на территорию нашей базы никем не остановленный. Общинники даже к нему подходили получить благословение. Все это я увидел в окно третьего этажа и сделал себе зарубку в памяти – ввести на базе пропускной режим.

Шлюз с двумя дверями, вооруженные охранники. А то ведь даже кобели-предатели, полаяв для галочки, ушли к себе в конуру. Все это может плохо кончиться.

– Григорий! Поздорову ли? – Феофан успевал все. И быстро оглядеть Ольгу за секретарским столом в приемной, и перекреститься на красный угол, и облобызаться со мной.

– Все ладно, отче. Проходи, покажу, как устроились.

– А я уже посмотрел краем глаза. Молодец, заботишься о людишках-то… мануфактуру налаживаешь, народ у тебя в крепкой вере. Про партию твою тоже слыхал. «Небесная Россия»? Звонко, православно!

Нет, ты посмотри, каков пройдоха. Обо всем знает, про все слышал…

Мы устроились в кабинете за столом для переговоров, Манька притащила чашки, самовар. Лохтина с улыбкой занесла пряники и малиновое варенье в вазочке.

– Чаек то у тебя кяхтинский, душистый – похвалил архимандрит.

– Двенадцать рублев за фунт… – покивал я. – Много людишек-то заходит почаевничать да излить душу. Как их не угостить?

– Видел, видел. Опять толпа собирается возле твоего нового дома. И как прознали только?

– Неведомо. Больных много ходит… – я тяжело вздохнул, как бы эпидемию какую не занесли. – Исцеления просят.

– И что же ты? Помогаешь?

– Мало кому. Исцеляю не я – Бог. И только по святой молитве. А нынче мало людей крепких в вере. На словах-то все во Христе, а начинаешь расспрашивать…

– Да, один грех вокруг да упадок нравов. – Феофан помолчал, посмаковал чай. Явно что-то собирается мне сказать важное.

– Не думай, Григорий, что мы не ценим твоих заслуг. Его величество стал более ревностный в нашей вере, ходит к каждому причастию, хочет соблюдать весь рождественский пост. Ее величество тоже радует православный клир, исповедуется духовнику, отвергла от себя всякий богомерзкий оккультизм…

Тут я поставил себе плюсик в карму. Аура тоже резко засияла.

– В благодарность за твои труды – держи… – архимандрит протянул мне какой-то документ. Я развернул книжицу – это оказался выездной паспорт. Причем уже сразу на мою новую фамилию.

– Теперь ты можешь исполнить свою мечту и совершить паломничество по святым местам Иерусалима. На Александровское подворье я отпишу – тебя там будут ждать.

Ясно. Не мытьем, так катаньем меня решили удалить от двора. Как там писал Филатов?

Чтоб худого про царя
Не болтал народ зазря,
Действуй строго по закону,
То бишь действуй… втихаря.

Какие молодцы! С выдумкой работают.

– То большая честь для меня и радость! – я встал, убрал паспорт в ящик стола, пригодится.

Сел обратно, стал дуть чай. А Феофан так зыркает, мол, ну что, когда свалишь-то? А я хрущу баранками и в ус не дую.

Терпение у архимандрита быстро закончилось:

– Ежели выедешь прямо завтра, на Крещение будешь в Святом городе.

– Надо бы поперву помолиться. В таком большом деле без благословения Божьего никак нельзя.

– Даю тебе благословение… – Феофан аж заерзал. – Митрополит тоже.

– Сие весьма отрадно… – покивал я. – Только вот оскудел я, все деньги в общину вложил. На что ехать-то?

– Дам рублей сто, – скривился архимандрит.

– Сто поди мало будет. Подарки надо привезти старцам нашим в Иерусалиме? – начал загибать пальцы я. – Надо. Денег семье выслать? Общинникам рублев полтысячи оставить?

– Ты что же… – Феофан заиграл желваками, – содержишь их? А мануфактура? Пятьсот рублей, видано ли! Пусть сами зарабатывают!

– Дык мануфактура только открылась, нету доходов – с чего людишкам-то жить? Голодать будут. Нет, без тысячи рублей никак нельзя бросить тут все.

Жадность у Феофана боролась с долгом.

– Узнаю в епархии насчет вспомоществования общине, – мрачно произнес архимандрит.

Разговора дальше не получилось. Допив чай, священник отбыл к себе на подворье.

* * *

На этом веселенький день не закончился. Только я добрался до Дрюниного «класса», где он ребятишкам буквы объяснял, как сверху раздались крики и топот. Подрались там, что ли? Только нам мордобоя внутри общины и не хватало. Подхватился, через две ступеньки пробежал по лестнице, ввалился в приемную, а там…

Там скандал в благородном семействе. Самолично господин штатский генерал Владимир Михайлович Лохтин явились и права качают. Да еще как!

В тот момент, когда я вошел, он как раз тянул Ольгу за рукав. И сдается мне, я слышал треск ткани. Ольга голосила, Лохтин нависал над ней и бухтел басом:

– Ты немедленно собираешь вещи и возвращаешься домой! Такое положение нетерпимо!

– Оставь меня, постылый!!

– Что за шум, а драки нет? – поинтересовался я от двери.

– Не ваше дело! Извольте оставить нас.