Я – Распутин

Митрополит задумался, Феофан мимикой мне пытался что-то сообщить, но что именно, я не понимал. Осознав мою тупость, архимандрит склонился к уху Антония, что-то зашептал. Я навострил уши, но ничего не услышал. А хотелось бы.

– Вот что, Григорий Ефимович… – митрополит согласно покивал Феофану. – Про твои дела во дворце мы и так знаем. Ты сейчас иди с Богом, мы как обсудим промеж собой, тебя позовем.

Ого! Сразу по отчеству начали величать. Хорошая морковка теперь будет висеть перед архиереями. Надо подумать насчет кнута.

* * *

Тридцатого октября ударила оттепель. С сосулек начала капать вода, улицы развезло.

Ольга Лохтина тоже развела сырость:

– Уезжаешь, значит? – плакала женщина в платок.

– Не уезжаю… – по пятому разу объяснял я. – Буду жить недалече, на Обводном. Дом там наш будет, общинный.

– Да что за община-то? Поди плохо у меня тебе было? – Ольга по-бабьи завыла. Будто хоронит.

– Не плохо, а даже хорошо… – Я вспомнил бурные ночи и даже покраснел. Похоже, муж совсем не интересовался женой. А в Лохтиной жил настоящий вулкан страстей. – Я же не запрещаю приходить, навещать. Общине помощь опять же можешь оказывать. То будущая партия наша. Небесная Россия. А мы – будущие небесники.

С трудом удалось успокоить Лохтину. Пока ее уговаривал, сам завелся внутри. И где брать членов нового движения? Всех помощников – капитан да Дрюня. Нет, работниками они оказались, чего греха таить, отличными. Дом и лавку отмыли, подвал подготовили к установке оборудования типографии. Работали день и ночь. Но мне требовался другой масштаб. А для этого нужны люди. И где из взять?

Я посмотрел в окно. Там все так же толпился народ. Да вот же люди! Под окном стоят, ждут.

Выйдя на крыльцо, я зычно крикнул:

– Кто возжелает жизнь свою прежнюю отринуть да за мной идти? Почитать меня как отца родного и не перечить ни в чем. Становись вправо.

Толпа заволновалась.

– А чудеса сотворишь?

– Умолкни, Васька, прошлый раз над старцем нимб был!

– Правда ль, что царевича он вылечил?

– Точно ли спасемся через тебя?

Выкрики продолжались, а я молча стоял, оперевшись на посох. Его мне вырезал Дрюня, который оказался очень неплох по дереву. В навершии посоха он соорудил восходящее солнце с лучами, выкрасил в желтый цвет. Солнце в его трактовке означало зарю нового мира, который я пообещал парню в скором будущем.

Народ начал по одному переходить вправо, мужчины, женщины, была даже семья с детьми. Всего человек сорок. Пожилые, молодые, всякие…

– А теперича уйдите те, кто трезвую жизнь вести не похочет. В нашей общине будет сухой закон.

– Что, ни капли в рот? – заволновался мелкий, бородатый мужичок в лаптях.

– Ни капли!

Правых стало сразу на шесть человек меньше. Поколебавшись, ушел еще один.

– Пойдите прочь, кто не хочет учиться. Грамоте, счету да наукам всяким…

Народ переглянулся, строй покинули трое. Осталось тридцать один человек. Двадцать один мужик, семь женщин, один подросток и двое детей.

– Идите за мной. И будет вам земля обетованная.

* * *

Пока шли на Обводный, чувствовал себя натуральным Моисеем. Веду за собой избранный народ, но куда?

Дабы отвлечься от непростых мыслей, начал разглядывать окрестности. А ведь тут в будущем будет элитный район, дорогая недвижимость, парки. А сейчас дыра дырой. Речка какая-то непонятная. То ли замерзла, то ли еще нет. Грязные дома, угрюмые местные, горы конского навоза на снегу…

Ну ничего. Мы вас железной рукой в светлое будущее-то загоним. Я ударил посохом с солнцем по мостовой. Народ опасливо покосился.

Стоило нам подойти к винному складу, как навстречу выбежал капитан. Лицо Стольникова выглядело встревоженным.

– Что случилось? – поинтересовался я. Начинаются проблемы.

– Дрюнька с крыши упал!

Под лай собак я вбежал во двор, увидел лежащего на земле Андрея. Он держался за шею и постанывал.

За мной потянулся народ.

– Да как же это случилось? – спросил я, наклоняясь к парню и ощупывая его. – Тут болит? А здеся?

Кроме шеи, у Дрюни все было цело.

– Полез на крышу, проверить кровлю над лавкой да дымоходы – сверзился вниз головой.

Да… такие травмы и в будущем не очень хорошо лечатся. Все, что связано с позвонками – это беда.

– Голову-то убрал, да шеей ударился, а тама что-то хрустнуло… – продолжал бубнить Дрюня. Тело у него слушалось, значит, перелома позвоночника нет. Просто травма шеи. Я осмотрелся, прикрикнул на «небесных», чтобы не толпились. Увидев ствол березы, подошел, оборвал кору по кругу, обломал кое-где. Забрав у капитана шелковый шарф, обернул им дранку. Самоделка, конечно, но для начала сгодится.

Осторожно приподняв голову Дрюни, я надел на шею доморощенный воротник-шину Шанца. Пока возился, по моей просьбе капитан принес снятую с петель дверь.

– А ну, дружно взяли…

В восемь рук мы переложили парня на филенки, подхватили, занесли в дом. Положили на кровать в одной из комнат.