Капитан только руками развел. А ты как хотел, армейский принцип: инициатива имеет инициатора.
На подворье Троице-Сергиевой лавры меня доставили практически под конвоем.
К дому Лохтиных приехали на санях два хмурых монаха в тулупах поверх подрясников, шуганули толпу под окнами.
Надо сказать, народа в окрестностях прибавилось, местные власти даже отрядили городового следить за порядком. Больше стало всяких кликуш, юродивых. Очень докучали попрошайки. Эти стучались в двери, заглядывали в окна.
– А почто ты, Гришка, к архимандриту не идешь? Какой день тебя преподобный ждет, – пробасил один из монахов, крестясь на красный угол.
– Писано было тебе идти на подворье, еще вчера, – включился в разговор второй инок.
– А вон гляньте, святые отцы, сколько мне нынче шлют, – я кивнул в угол, где был свален мешок с письмами и телеграммами. – Поди разбери.
– Вам, Григорий Ефимович, секретарша нужна, – Лохтина опасливо посмотрела на гостей.
– Думай, что говоришь, женщина! – бухнул первый монах. – Это смущение ума и соблазны! А ты, Григорий, собирайся, поедем к архимандриту.
Ну мы и поехали.
Город жил своей жизнью – колонной шли матросы Балтийского флота, гудели друг другу редкие пока автомобили. В центре Питера каждый день целые пробки из карет, ландо, телег… Да, если жить в новом доме – придется решать транспортный вопрос. Метро в городе нет, содержание лошадки, а уж тем более выезда, встанет в копеечку. Благодаря эсерам деньги есть. И много. Но они быстро разойдутся. Одна типография сколько денег съест. А еще открывать отделения партии по России, вербовать народ. Я задумался о названии организации, но потом мои мысли вернулись к транспорту. Может, обзавестись байком? По пробкам удобно, в Царское подскочить тоже быстро. В обществе будет шок – старец на байке, но так мне этого и надо. Буду дальше эпатировать публику. Решено.
Зимой перекантуемся как-нибудь, а на лето возьму мотоцикл. Меллер еще на Дуксе не запустился, зато Лейтнер делает «Россию» за 450 рублей. В будущем можно снабдить им всех эмиссаров движения. И устроить рекламный мотопробег по империи. На «России» по России.
– Приехали, – мои размышления прервал монах, который правил санями.
Под колокольный звон мы завернули на подворье, остановились у архиерейского дома.
Я вылез, размял ноги.
– За мной иди… – второй инок отряхнул снег с тулупа, начал подниматься на крыльцо.
В сенях было натоплено. Я скинул армяк, подскочивший служка протянул домашние тапочки. Пришлось стягивать сапоги. По такой погоде скоро понадобятся валенки.
Меня провели в светлую горницу, где на высоком стуле с фигурной спинкой сидел целый митрополит. Толстый грузный мужчина с хитрыми глазами, окладистой бородой. Опознал его я по особой шапке – митре и панагии на груди. Рядом с ним стоял с папкой документов худощавый священник в черной рясе и острым взглядом. Это явно Феофан.
Я размашисто перекрестился, подошел к руке митрополита. Тот дал руку поцеловать, указал пальцем на стул рядом.
– Вот, Гришка, жалуются на тебя, – вздохнул архиерей.
Кто же это? Я никак не мог сообразить.
– Кому не угодил, ваше преосвященство? – коротко поинтересовался я.
– Моей духовной дочери, Стане, – включился в беседу Феофан.
– Так дура она, – выдал я, всем видом демонстрируя простодушие.
Тут к женщинам, особенно у попов, отношение так себе, должно сыграть. А нет, так укрепим репутацию баламута и скандалиста.
– Не смей так о герцогине говорить! – пристукнул кулаком по подлокотнику митрополит.
– Баба и есть баба, сосуд греховный. Падка на суеверие, через то многое смущение делает.
Архипастырь внимательно посмотрел в мои честные глаза и, видимо, внутренне согласился, но продолжил:
– Почто ты ее озлил недавно на панихиде? Нам во дворце поддержка ой как нужна!
– Я? Озлил? – я развел руками в недоумении. – То был весьма радостный день. Царевич Алексей пошел на поправку, у всех ангелы пели на душе.
Священники переглянулись.
– И как же тебе удалось сие? – поинтересовался митрополит.
– Сказал царю убрать от царевича немецкую отраву. Вот ему и полегчало.
– Вот так приехал в Царское и сказал? – удивился Феофан.
– С Божьей помощью, вестимо.
Все перекрестились, повздыхали.
– Об нашу тему тако ж скоро переговорю с Помазанником. Ныне я у него в доверии.
– Какую нашу тему? – не понял митрополит.
– Как какую? – я посмотрел на архиерея ясным взором. – Насчет патриаршества.
Митрополит аж подскочил в кресле, Феофан тоже вздрогнул.
– Владыка Антоний! – священник даже отшагнул прочь. – Не было промеж нас с Григорием таковых разговоров! Богом клянусь, не было!
Понятно. На разговор меня вызвал сам митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский Антоний. Значительная фигура в православной церкви.
– Верю, Феофан, верю, – успокаивающе махнул рукой Антоний. – Но мыслит Григорий правильно. Понимает наши чаяния.