– Прости. Скузи. Я сейчас должен срочно уезжать в аэропорт, надеюсь, что смогу достать билеты в Рим. У тебя случайно нет знакомых в Аэрофлоте?
– Подожди! Но это невозможно. Мы же договаривались. Я дам тебе неделю отпуска после седьмого января. Ну, хочешь, я дам две недели? Хочешь? Но сегодня это невозможно! Что случилось? Кто-нибудь умер?
– Кто-нибудь родился, наверное, так.
– У тебя родился ребенок? Я, конечно, поздравляю, но это вообще не повод, то есть, конечно, повод. – Прокофьев сел. – Господи, ты меня подвел.
– Прости. Я сам не знал, позвонил отец, я прошел отбор на очень престижный песенный конкурс. И только поговорив с ним по телефону, я понял, как безумно этого хочу. Всегда хотел. Прятал эту мечту от себя, от других. Думал, так, баловство. Но с годами понял, не могу без пения. Голос рвется из меня. Я не знаю, как это сказать по-русски.
– Но ты вернешься?
– Я не знаю. Я не хочу пока об этом думать, дай мне помечтать. Хочу сегодня думать о сцене. Меня покажут по телевидению. Эта программа выходит второго января вечером, она называется «Телевизионные таланты». Каждая семья смотрит. У нас же все поют. А меня выбрали из сотни тысяч. И меня увидит вся Италия.
Прокофьев сидел молча и барабанил кончиками пальцев по столу. Потом решительно взял телефонную трубку:
– Николай, тут срочно человечка нужно в Рим отправить. Поможешь? Да ты знаешь, повар наш, Марко. Если даст расписку, что вернется? Вернется. Может, еще и в Большой театр нас пригласит на свой спектакль! Да? Поможешь. Он сейчас подъедет.
Прокофьев повесил трубку.
– Короче, так. Ты уезжаешь, все дела передаешь Геннадию, вроде он парень пытливый. Я жду твоего звонка, место твое держу, мне другого повара не надо. Ну и успеха тебе. От души желаю успеха. И спасибо за все.
Мужчины крепко обнялись. Когда посмотрели друг на друга, у Марко в глазах стояли слезы.
– Я всегда буду помнить и тебя, и наш ресторан, и время, которое я провел в Москве.
О том, что он не позвонил Юле, Марко вспомнил уже в самолете.
= 47 =
Лариса отошла подальше, еще раз посмотреть на законченную картину. Или еще пара штрихов? Говорят, что самое сложное картину закончить, положить последний мазок и наконец-то поставить точку. Можно расписаться в правом нижнем углу. У Ларисы был свой фирменный знак. Буква «Л» пересекалась неясной светло-серой линией. Она-то знала, что это дым от сигарет. Но каждый мог понять, как он хотел. Она не обязана никому и ничего объяснять. Поняла это недавно. Вообще в последние годы пришло некое озарение: не обязана объяснять, не обязана доказывать и, по большому счету, никому ничего не должна. Вчера еще казалось, что должна Любе, но теперь, похоже, освободилась и от этой навязчивой идеи. Здоровая уже, сама в состоянии справиться. Вот разве что Андрей. Хотя и ему не должна. Каждый человек выбирает свой путь. Она долгие годы вела себя по отношению к нему не лучшим образом. Да. Виновата. Но он принимал. Стало быть, мог с этим мириться. Просто теперь ей захотелось жить совершенно по-другому: в любви к близким. Не накажет же Господь за такое позднее прозрение? А накажет, будет прав, на все воля Божья, значит, заслужила. Лариса просто будет жить. В любви и по совести. И она попросит у всех прощения.
Лариса закурила сигарету и еще раз внимательно посмотрела на морской пейзаж. Взгляд на море шел с высокой скалы. Как будто человек подошел к самому краю и наклонился вниз. Заглянул в самую бездну. Что он там увидел? Скорее всего, много вопросов к самому себе и страхов внутренних. Но он увидел еще и свет, и солнце, ясную синеву моря, кричащих чаек, парящих равномерно в стае. Он увидел жизнь природы во всей красоте и буйстве. Нас тянет вниз, но только чтобы задать бездне вопросы и отойти, многое поняв. Такой смысл вложила Лариса в картину.
Какое счастье, что холсты появились в ее жизни. Она наконец-то стала в этих картинах сама собой. Жизнь обрела совершенно новый смысл. Все стало предельно ясно и просто.
Она спустилась на первый этаж.
– Ты когда-нибудь себя так заморозишь окончательно.
Муж ждал ее внизу.
– Сварить кофе?
– Давай. Знаешь, я, когда поднимаюсь наверх к своим холстам, как в море ныряю. Первый миг всегда обжигающе холодно, помнишь свои впечатления?
– Да. А потом радость от того, что ты – это ты.
– Точно. Именно так. Один на один со своей радостью. Тебе принадлежит это море, ты можешь плыть в любую сторону, любым способом, и море огромное. Мы ведь с тобой уже поздно море увидели.
– И плавать вместе учились. Помнишь бухту? Я сразу поплыл. Да и ты как-то не отставала.
– Очень хотелось. Вот и научилась быстро. Иногда, мне кажется, я на всех картинах только ту бухту и рисую. Та наша поездка помогла мне к жизни вернуться, хоть какой-то покой найти.
– Сколько уже можно вспоминать?
– Знаешь, я решила Леле позвонить.
– И поедешь?