Я прошел две войны!

В начале ноября я получил очередные «кубари» на погоны. Как полагается, обмыл их. Не скрываю, я был доволен. Некоторые считали, что меня зачислили в резерв на выдвижение и скоро повысят в должности.

Но недаром говорят, что жизнь штука полосатая. Светлые полосы легко меняются на черные. Я освоился во взводе, снова наладились отношения с Гришей Чередником, нашим комбатом. Мы продолжали встречаться с Натальей, уже заводили разговор о будущей совместной жизни. Но внезапно все изменилось.

Как чувствовал я, что не следовало лезть мне с заявлением о приеме кандидатом в партию. Вопрос рассматривался на открытом партийном собрании, и здесь меня крепко уделал комиссар полка, недавно пришедший в армию из горкома партии.

Две кандидатуры прошли без особых замечаний. Но когда комиссар с непроницаемым лицом стал перебирать мои документы, я понял, что хорошего ждать нечего. Не зря так долго проверялась моя биография. Хорошо запомнились мне такие слова комиссара:

– Старший лейтенант Гладков молодой и, я думаю, перспективный командир. Но для коммуниста этого мало…

И понес. Оказывается, комиссар направлял запросы в Инзенский райком партии и райком комсомола. Характеристики пришли неплохие. Но в них упоминалось, что я из семьи крестьянина-середняка, долго не желавшего вступать в колхоз и предпочитавшего использовать для заработков труд наемных рабочих. Вспомнили, как мне отказали в приеме в комсомол, и лишь с помощью непонятных связей я все же был принят.

– С червоточиной яблоко, – потрясал какими-то листами наш комиссар. – И в полку не слишком-то комсомолец Гладков себя проявил. Держится в тени, взвод сдал зачеты на «троечку», пока он больные пальцы полмесяца в санчасти лечил…

Не выдержав, вскочил Козырев. Командир девятой роты и наш бывший комбат, а теперь начальник разведки полка был импульсивным и прямым человеком.

– Товарищ комиссар, кто вам такой ерунды наплел? Мы с Васей Гладковым бок о бок воевали, он за чужие спины никогда не прятался. Тяжелое ранение получил, когда людей за собой вел.

Тимофей Козырев пользовался в полку авторитетом. Кроме того, по роду своей службы он контактировал с особым отделом, а ведомство Берии побаивались даже большие политработники. Козырев говорил громко, горячо, и симпатии однополчан явно склонялись в мою сторону. Раздавались выкрики:

– Гладков парень честный и воевал смело.

– Надо разобраться!

– Так любого очернить можно.

Подняла руку врач Наталья Климова и заявила:

– Тут насчет больных пальцев что-то говорили. Так ведь Гладков их не на гулянке повредил, а обморозил в ходе боевых действий. На фронте!

Внезапно воцарилась тишина. Нехорошая тишина. Наш военврач лейтенант Наталья Климова была красивой женщиной, на которую в полку засматривались многие. И многие получали от ворот поворот. О наших отношениях с Натальей было известно большинству командиров. У некоторых играло самолюбие, что их отвергли, а предпочли какого-то взводного.

Комиссар, поднаторевший в разных склочных разборках еще на гражданке, мгновенно уловил ситуацию:

– Слушаем вас, Наталья Викторовна.

– Я все сказала, – пожала плечами военврач и опустилась на свое место.

– А я думаю, не все. Речь идет о том, достоин ли старший лейтенант Гладков быть принятым кандидатом в ряды ВКП(б), и его моральном облике. Вы ведь Гладкова хорошо знаете… очень хорошо.

Комиссар полка, с бритой по тогдашней моде массивной головой, выжидающе уставился на военврача. В его словах явно слышался намек, что сама Наталья имеет какие-то грехи и выгораживает не слишком надежного командира. В повисшей тишине раздались смешки. Это ожидали скандала отвергнутые Натальей в свое время ухажеры.

Я увидел, как покраснела молодая женщина, поднялась было, желая выбежать из помещения, но ее остановил зловеще спокойный голос комиссара:

– Только без истерик. Здесь партийное собрание, а не колхозные посиделки.

Не знаю, чем бы все закончилось, но вмешался командир полка Усольцев:

– Вот именно, что партийное собрание, а не перелопачивание разных слухов. При чем тут лейтенант Климова? Речь идет о приеме в кандидаты Василия Гладкова, грамотного командира, которого уважают сослуживцы и который проявил себя в боевой обстановке как смелый и решительный воин.

Павел Петрович сумел погасить сплетни, но выручить меня не смог. Под давлением комиссара мое заявление отклонили и проголосовали за то, чтобы вернуться к его рассмотрению через полгода.

Полгода – большой срок. Вскоре уехала на переподготовку Наталья Викторовна. Всем было ясно, что в полк она не вернется. Прощание вышло скомканным, я проводил свою подругу до поезда. Оба знали, что это прощание навсегда. Мы были всего лишь две песчинки в огромной армии, готовящейся к неминуемой войне.

Она грянула 22 июня 1941 года, и все, что казалось важным, отошло на задний план. Уже через считаные дни стало ясно, что война будет тяжелой и долгой. 28 июня немецкие войска взяли столицу Белоруссии Минск, 1 июля мы оставили после жестоких боев Ригу, а затем много других городов.