Я прошел две войны!

Мой бывший комбат как-то странно посмотрел на меня, хотел что-то сказать, но промолчал. В ответ на поздравление лишь молча кивнул. Я понимал причину. В разгар боев Ягупова сняли с должности комбата. Могли вообще не наградить, но, видимо, решили во избежание лишних разговоров представить к ордену. Все же батальоном командовал, хоть и не слишком удачно, на переднем крае находился.

Не день, а сплошные встречи с однополчанами и друзьями! Обнялись с Гришей Чередником. На петлицах у него поблескивали три «кубаря» – старший лейтенант, а к ордену Красной Звезды прибавилась медаль «За боевые заслуги», которую он получил, наверное, когда я лежал в госпитале.

– Я вообще-то хотел тебя на первый взвод поставить, – сказал Чередник. – Сам знаешь, считается вроде как заместитель командира роты. Но прислали старшего лейтенанта Репнина Антона. Он в армии с тридцать пятого года, готовят на выдвижение.

– Ерунда, – не совсем искренне отмахнулся я. – Если третий взвод доверишь, буду доволен.

Так я снова оказался в своей родной роте и третьем взводе. Из «старичков» увидел в строю Михаила Ходырева, пулеметчика Захара Антюфеева и своего вестового Балакина Егора, который тоже носил в петлицах сержантские «угольники».

Вечером отметили мое прибытие в комнате общежития, где кроме меня жил командир второго взвода и старшина-сверхсрочник из девятой роты. Младший лейтенант Савенко Юрий, недавно окончивший краткосрочные курсы, к водке, видимо, не привык, перехватил и лез обниматься.

– Везет мне, – оживленно восклицал он. – И ротный орденоносец, и Василий Николаевич войну прошел. Есть у кого поучиться.

– Закусывай получше, Юрка, – со смехом перебил его старшина. – Иначе не налью больше.

Я обратил внимание, что старшему лейтенанту Репнину слова молодого взводного не слишком понравились. Дело в том, что командир первого взвода не воевал, находился в резерве, и легкомысленная болтовня девятнадцатилетнего парня неприятно задела его.

Егор Балакин пожаловался мне, что рассчитывал демобилизоваться, все же семья, дети.

– Говорили, что на год из запаса берут, а теперь до осени сорок первого трубить придется.

– Обстановка сложная, в Европе воюют, в Африке, – сказал Григорий Чередник. – Вон Михаил Ходырев тоже переслуживает.

– Мне в армии нравится, – заявил мой заместитель. – Порядок, форма добротная. Повоевал, обкатался, медалью наградили. Может, в военное училище попрошусь. А тебя, Егор, от навоза никак не оттащить.

– У меня семья, детей поднимать надо.

– Успеешь. Погуляй, пока возможность есть.

Григорий Чередник посидел с нами недолго и ушел, сославшись на дела. Мой давний товарищ гордился своей должностью (сто шестьдесят бойцов и командиров в подчинении) и не хотел, чтобы его видели выпившим.

– И тебе, Юрий, хватит. Не дело, если бойцы тебя пьяненьким заметят.

– Я меру знаю. Да и не собираюсь где-то шататься. Посидим еще, и спать залягу.

– А подъем в шесть ноль-ноль, пробежка, тренаж. Тебе бойцам пример показывать надо, а не плестись позади.

Савенко недовольно засопел, но промолчал. Вскоре собрался и Антон Репнин, который снимал с семьей квартиру в городе.

– Надо идти, а то жена беспокоиться будет.

– Сейчас не война, чего ей беспокоиться? – сказал старшина. – Давай, Антон Денисович, опрокинь стопку на дорожку.

От стопки старший лейтенант не отказался, но, когда прощались, посоветовал Юрию Савенко:

– А ты спать ложись. Хватит ему наливать, мальчишка еще.

Началась обыденная военная служба. Занятия по боевой и политической подготовке, дежурства, утренние и вечерние построения на плацу. Спустя неделю-другую я с удивлением отметил, что подготовка личного состава ничем не отличается от той, довоенной, учебы, которую я проходил год назад.

Как будто и не было во многом неудачной для нас Зимней войны. Конечно, ее вспоминали, слишком свежа была память о ней. Но говорили в основном о героизме наших бойцов, об их умелых действиях. Выводы из неудач не делали.

Удивляло меня, что о «славных боях» часто упоминал наш старший политрук Раскин Аркадий Борисович, который в этой войне не участвовал. В роте действовал целый политаппарат: младший политрук, парторг, комсорг, агитатор. Причем штатами была предусмотрена лишь должность младшего политрука, а остальные помощники Раскина были сержантами, но исполняли совсем другие обязанности – собрания, политзанятия, политинформации, выпуск боевых листков и так далее.

По-прежнему много времени занимала строевая подготовка, занятия по химзащите, изучение уставов. Не выдержав, я как-то пришел к Череднику.

– Григорий, мы стрелять когда-нибудь будем? За месяц ни разу боевые стрельбы не проводились.

Рота насчитывала более 160 человек, и у старшего лейтенанта всяческих забот накапливалось в достатке. Он устало отодвинул в сторону какие-то бумаги, предложил мне папиросу.

– На конец июля запланированы стрельбы из винтовок, ручных пулеметов и личного оружия командиров. Так что готовься.

– Что, теперь стрелять будем раз в два-три месяца?

– План боевых стрельб утвержден начальником штаба полка.