Я пришел дать вам волю

– Не знаю, как тебе сказать. Поднялось много. С Осиповым, с Васькой Федоровым, Харитонов – эти вроде войском держутся, остальные – кто в лес, кто куда… Разлилось широко, а мелко, это он верно говорит. Туда зовет?

Степан опять в волнении встал. И устоял.

– Глубоко будет. Корнея с Мишкой надо убить. Это мой промах: я их жить оставил. Завтра… Мы где?

– В Качалинском.

– Завтра в Кагальник поедем. Вот вам и конец! – воскликнул Степан, неведомо к кому обращаясь. – Начало только, а вы – конец!

В душу Степана наливалась сила, а с силой вместе – вера. Раз он поднялся, то какой же это конец! Муть в голове и слабость – пройдет, живая радость загудела в крови, уже он начал всего себя хорошо слышать и чувствовать.

– Окрепни сперва. Не торопись, – посоветовал Любим.

– Окрепну.

– Конешно, появись ты теперь на Волге…

– Надо с казаками появиться.

– Казаки-то…

Вбежала Алена:

– Родимый ты мой!.. Степушка!.. – Повисла на шее мужа. – Да царица ты небесная, матушка-а!..

– Ну, ну, только не выть, – предупредил Степан.

Дед Любим поднялся, сказал сам себе:

– Пойду приму сиухи. Во здравие. Можеть, принесть кварту?

– Не надо, – отказался Степан.

Любим ушел. Пошел искать Матвея, чтобы с ним выпить. Знал, что Матвей пить не станет – не пьет, но про Исуса доскажет. За время долгой болезни атамана, выхаживая его, старый казак сдружился с умным Матвеем, любил его рассказы.

Обо всем успели поговорить Степан с женой. Осталось главное: что делать дальше? Алена знала, что делать, – ей подсказал Корней Яковлев. Она тайком виделась с ним.

– Степушка, родимый, согласися. Пошто ты его врагом-то зовешь? Он вон как об тебе печалится…

– Дура! – Степан встал с кровати, заходил по куреню. Алена осталась сидеть. – Ах, дура!.. Приголубили ее. Он – лиса, я его знаю. Чего он говорит?

– Поедем, говорит, с им вместе, он повинится царю – царь помилует. Было так – винились…

– Зачем же он с войной на Кагальник приходил?

– Они тебя опять сбивать станут, смутьяны… Он хотел их переимать, твоих…

– Тьфу!.. – Степан долго ходил туда-сюда в сильном раздражении. – И ты мне говоришь такое!

– Кто же тебе говорить будет? Смутьяны твои? Они ждут не дождутся, когда ты на ноги станешь. Им опять уж не терпится, руки чешутся – скорей воевать надо, чтоб их черт побрал. Согласись, Степушка!.. Съезди к царю, склони голову, хватит уж тебе. Слава богу, живой остался. Молебен царице небесной отслужим да и станем жить, как все добрые люди. Чего тебе надо ишо? Всю голь не пригреешь – ее на Руси много.

– Сам он к царю ездил? После Мишки-то…

– Иван Аверкиев с казаками. В двенадцать. А царь, слышно, заслал их в Холмогоры – не верит. Раз, мол, присылали, а толку…

– Собака, – с сердцем сказал Степан, думая о своем. – Помутил Дон. Я его живого сожгу!.. И всю старшину, всех домовитых!.. Не говори мне больше такие слова, не зли – я ишо слабый. К Корнею я приду в гости. Я к им приду! Пусть зараньше в Москву бегут.

Алена заплакала:

– Не обманывает он тебя, Степушка!.. Поверь ты. Не с одной мной говорил, с Матреной тоже, с Фролом…

– Он знает, с кем говорить.

– Он говорил: Ермака миловал царь, тебя тоже помилует. Расскажешь ему на Москве, какие обиды тебя на грех такой толкнули… Он сам с тобой поедет. Не лиходей он тебе, не чужой…

– Хватит. Вытри слезы. Афонька как?

– Ничо. С бабкой Матреной там… Она прихворнула. Повинись, Степушка, родной мой…

– Тут кони есть? – спросил Степан.

– Есть.

– Покличь деда с Матвеем. Сама тоже собирайся.

– Слабый ты ишо. Куда?

– Иди покличь. Не сердись на меня, но… с такими разговорами больше не лезь.

– Господи, господи!.. – громко воскликнула Алена. – Не видать мне, видно, счастья, на роду, видно, проклятая… – Она заплакала.

– Что ж ты воешь-то, Алена! Радоваться надо – поднялся, а ты воешь.

– Я бы радовалась, если б ты унялся теперь. А то заране сердце обмирает. Уймись, Степан… Корней не лиходей тебе.

– Уймусь. Как ни одного боярина на Руси не станет, так уймусь. Потерпи маленько. Иди покличь деда. И не реви…

Пришли дед с Матвеем. У деда покраснел нос.

– Степан, ты послушай-ка про Исуса-то… – начал было Любим, но Степан не дал ему.

– Завтра в Кагальник поедем, – сказал он. – Собирайтесь.

Но в Кагальник они приехали только через неделю: пять дней еще Степан отлеживался.

– 10 -

В Кагальник прибыли, когда уж день стал гаснуть.

Казаки – триста самых отпетых и преданных – встретили атамана с радостью великой, неподдельной.

– Батька! Со здравием тебя!.. – орали.

– Поднялся! Мы Зосиму молили тут…

– Здоров, батюшка!

Высыпали из землянок, окружили атамана, здоровались. Степан тоже улыбался, оглядывал всех… Похоже, можно начинать все сначала. Никакой тут беды нет, она тут не ночевала.

«Матвей, Матвей… не знаешь ты казаков, – думал он. – Мужик, он, может, и обозлился, и махает там оглоблей, на Волге-то, но где ты таких соколов беззаветных найдешь, таких ловкачей вертких, где еще есть такие головушки буйные?..»

Степан подавал всем руку, а кого и обнимал.

– Здорово, братцы! Как вы тут?

– Заждались тебя!

– Ну, добре. Радый и я вас всех видеть… Слава богу! Все хорошо будет.

Вышли навстречу атаману Ларька, сотники, брат Фрол…