Я пришел дать вам волю

На стену вс" лезли и лезли… Но оттуда упорно били и били. Под стеной кишмя кишело народу, рев и грохот не слабели.

Скоро казаков никого почти у стены не было.

Штурм продолжался. Он длился всю ночь. Город устоял. Шум с тыла штурмующих был ложный. Борятинский, не рискуя пойти на разинцев в лоб, но чтобы хоть как-то помешать им и сбить с толку, завел от Свияги один полк и велел открыть стрельбу. Он достиг цели. Когда рассвело, осажденные и стрельцы увидели, что перед ними – только мужики с оглоблями да с теплыми пушками, из которых нечем было стрелять.

– 7 -

Матвей очнулся в струге.

Светало.

Сотни четыре казаков молча, изо всех сил гребли вниз по Волге. Разин был с ними. Он сидел в том же стружке, что и Матвей, сидел, склонив голову и прикрыв глаза; голова его чуть качалась взад-вперед от гребков.

Матвей огляделся… И все вспомнил. И все понял. И заплакал. Тихо, всхлипами…

– Не скули, – сказал Степан негромко, не открывая глаз и не поднимая головы.

– Ссади меня, – попросил Матвей.

– Я ссажу тебя!.. На дно вон. – Степан посмотрел мутным взглядом на Матвея.

– Ссади, Степан, – плакал тот и просил.

– Молчи, – устало сказал Степан.

Матвей умолк.

И все тоже молчали.

– Придем в Самару – станем на ноги, – сказал Степан, подняв голову, но ни к кому не обращаясь. – Через две недели нас опять много тыщ станет… Не травите себя. – Степану было тяжко и совестно говорить, он говорил через великую муку и боль.

– Сколько их там легло-о! – как-то с подвывом протянул Матвей. – Сколько их полегло, сердешных!.. Господи, господи-и… Как жить-то теперь?.. Ка-ак?

– Ихная кровь отольется, – сказал Степан.

– Кому?! – закричал ему в лицо Матвей.

– Скоро отольется… Не казнись – так вышло.

– Да кому?! Кому она отольется?! Пролилась она, а не отольется! Рекой пролилась… в Волгу! – Матвей плакал. – Понадеялись на молодцов-атаманов… Поверили! Эх!.. Заступники…

– Молчи!

– Не буду я молчать! Не буду!.. Будьте вы прокляты!

Ларька выхватил саблю и замахнулся на Матвея:

– Молчи, собака!

Степан оглянулся на всех, пристально посмотрел на Матвея… Сглотнул слюну.

– Кто виноватый, Матвей? – спросил тихо.

– Ты, Степан. Ты виноватый, ты.

Степан побледнел еще больше, с трудом поднялся, пошел к Матвею.

– Кто виноватый?

– Ты!

Степан подошел вплотную к истерзанному горем Матвею.

– Ты говорил: я не буду виноватый…

– Зачем мы бежим?! Их там режут, колют счас, как баранов!.. Зачем бросил их! Ваське пенял, что он мужиков бросил… Сам бросил! Бросил!.. Воины, мать вашу!..

Степан ударил его. Матвей упал на дно стружка, поднялся, вытер кровь с лица. Сел на лавку. Степан сел рядом с ним.

– Они пока одолели нас, Матвей, – с мольбой заговорил атаман. – Дай с силами собраться… Кто сказал тебе, что конец. Что ты! Счас прибежим в Самару, соберемся… Нет, это не конец. Что ты! Верь мне…

– Все изверилось у меня, вся кровь из сердца вытекла. Сколько их там!.. Милые…

– Больше будет. Астраханцы придут… Васька с Федькой, самарцы, царицынцы… На Дон пошлем. Алешку Протокина найдем. К Ивану Серку напишем… – Степан говорил как будто сам с собой. Как будто он и себя хотел убедить тоже. Он очень устал – много потерял крови, рана болела.

– Не пойдут они теперь за тобой, твои Алешки да Федьки. Они везучих атаманов любют. А тебя сбили… Не пойдут теперь.

– Врешь!

– Не пойдут, Степан, не тешь себя. Под нещастной звездой ты родился. – Матвей вытер разбитое лицо, ополоснул руку за бортом, опять приложил мокрую ладонь к лицу. – Кинулись мы на тебя, как мотыли на огонь… И обожглись. Да и сам ты – сорвался теперь, а сгореть – это скоро. Один след и останется… яркый..

– Вымойся, – велел Степан. – И не каркай.

– Спробуй. Приди в Самару – там поймешь. Кто сам перестал верить, тому тоже не верют. Не могли мы погинуть по-доброму – со всеми вместе. Кто же нам теперь верить станет! Не я каркаю, Степан, над нами над всеми каркают… Подыми голову-то, оглядись: они уж свет заслонили – каркают.

– 8 -

Стали выше Самары.

Степан послал Ларьку с казаками в город – проведать. Сам ушел подальше от стругов, сел на берегу.

Это было то самое место, где совсем недавно последний раз пировало его войско. Еще всюду видны были следы стоянки лагеря, еще зола кострищ не потемнела, не развеял ее ветер степной.

Мрачно и пристально смотрел Степан на могучую реку.

Вдали на воде показались какие-то странные высокие предметы. Они приближались. Когда они подплыли ближе, Степан догадался, что это… И страх объял его мужественную душу.

Это были плоты с виселицами. На каждом плоту торчмя укреплено бревно с большой крестовиной наверху. И на этих крестовинах гроздьями – по двадцать – тридцать – висели трупы. Плотов было много. И плыли они медленно и торжественно.

Степан, не отрываясь, смотрел на них.

Подошел Матвей, тоже сел. И тоже стал смотреть на плоты. Лица обоих были бледны, в глазах – боль. Долго смотрели.

– Считай, – тихо сказал Степан. – За каждого здесь – пятерых вешать буду. Клянусь. Теперь – клянусь, другой раз клянусь. Господи, услышь меня, дай подняться, дай ишо раз подняться…

Матвей грустно, согласно вроде, кивнул головой.