Читаем Я помню музыку Прованса полностью

Джулия паркуется перед белым зданием. На Люсьену больно смотреть. Она подавленно молчит, вцепившись в старую сумку. Джулия кивком показывает на дверь. Тогда Люсьена достает из сумки сверток и аккуратно разворачивает ткань. Внутри – пачка пожелтевших от времени писем. На первом конверте – имя Жана Колоретти. Ночью Люсьена уже показывала Джулии письмо Жозефа.

Жан,

не знаю, как обращаться к тебе, назвать ли тебя зятем или трусом.

Вот уже три месяца, как от тебя никаких вестей. А почта приходит исправно, корсиканец старик Франсеску сегодня утром сказал, что получил письмо от сестры.

Со времени твоего отъезда моя дочь плачет и чахнет. Я опасаюсь за ее честь так же, как и за ее сердце. Женщины хрупки. Это мы должны следить, чтобы они не покидали нас, и защищать их.

Это мое первое и последнее письмо к тебе. Плохое здоровье вынуждает меня принимать срочные меры, чтобы обеспечить будущее дочери и жены. Дни мои сочтены, а они не должны оставаться одни. Хотя война закончилась, время сейчас неспокойное.

Предупреждаю, если ты не объявишься до Нового года, помолвка будет расторгнута. Не хочу верить, что до этого дойдет. Последние годы и так принесли много горя, не хватало, чтобы к трупам наших солдат прибавились разбитые сердца наших женщин.

Жанина упрямица, но она заслуживает счастья. Напиши ей и поклянись мне, что позаботишься о ней. Я как отец не могу умереть, не услышав этого.

С нетерпением жду от тебя ответа,

Жозеф Паоли

Джулия провожает взглядом Люсьену. Это утро принесло обещания, надежду и прощение.

Джулия открывает сумку, чтобы достать дневник, под руку попадается шапочка. Мадлена связала ее несколько дней назад и подарила Джулии, улыбаясь при этом своей мягкой, немного отчужденной улыбкой.

Небесно-голубая шапочка связана узором «ракушка» из мягкой шелковистой шерсти. Джулия какое-то время любуется ею, размышляя о Мадлене, Пьеро, Фернане, Жанине, о тех, для кого время приостановило свой бег. Открывает ли забвение путь к счастью? А потом она думает обо всех остальных, кому еще дано помнить. О Люсьене и о грустном ребенке, который плачет в ней до сих пор.

Джулия выворачивает шапочку. На узкой полоске бумаги – изящный почерк Мадлены:

Злодеи тоже мечтают о любви.<p>53</p>

Люсьена стучит в дверь. У Жанины Феликс; в маленькой гостиной витает аромат кофе, на патефоне крутится пластинка. Музыка затихает, когда к ним подходит Люсьена. Ее тело налито свинцом, каждый шаг дается с трудом. Она не слышит, как Феликс выходит. Все заглушает стук сердца, которое бьется так сильно, что она боится не выдержать его ударов.

Жанина сидит у окна, погрузившись в свои мысли. На ней халат, расшитый цветами и ласточками, подарок Люсьены на день рождения. Люсьена вспоминает, как несколько месяцев назад они поднимали бокалы за будущее. Обедали у Джино. Жанина нарядилась, было тепло, их обслуживал очаровательный официант. Люсьене слышится смех Жанины, звонкий, неожиданный, заразительный.

Люсьена кладет руку на плечо подруги.

– Жанина!

Та поднимает испуганный взгляд, беспокойный и неуверенный.

– А разве…

Люсьена сжимает ее руку.

– Это я, Люсьена.

– Люсьена! Прости, я тебя не узнала. Как поживаешь, Люс? Выучила уроки?

Она улыбается. Люсьена садится рядом, тяжело дыша. В горле застрял камень. Камень гнева, отвращения к себе и самоотречения.

– Куда ты дела Жанно? – обеспокоенно спрашивает Жанина. – Надо найти для него еду. Мадам Берто отдаст нам непроданный салат.

Люсьена сдерживает слезы.

– Я должна тебе кое-что сказать.

Жанина слушает с детски спокойным лицом.

С чего начать? Умолять о прощении? Рассказать о своей тайной любви? Люсьена в замешательстве. Ее одолевает усталость, мысли путаются. Она хотела бы исчезнуть, так сильна боль и тяжел этот груз. Не слишком ли поздно для признания и отпущения грехов?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза