Читаем Я помню музыку Прованса полностью

Джулия едет по грунтовой дороге. Старенький «Пежо» подскакивает на выбоинах. Вдали виднеются старая каменная постройка, импровизированный загон, в котором бездельничают два серых осла, и латаный фургончик, виденный ею на рынке. От постройки тянется лавандовое поле и вереница вечнозеленых дубов. Джулия идет вдоль длинного сарая, где хранятся инструменты, деревянные ящики и рассада. Ступает осторожно, боясь испачкать белые кроссовки.

Она подходит ко входу, и дверь открывается. Брюнетка лет сорока встречает ее презрительным взглядом. Худая, даже тощая, с синяком на щеке, что придает ее внешности изюминку. «Очень красивая», – думает Джулия и представляется:

– Джулия.

– Ева.

Пауза. Девушка не сводит глаз с Джулии. В проеме двери появляется Антуан.

– Спасибо, – говорит ему брюнетка, держась за щеку.

Джулии кажется, что он немного покраснел.

– Все в порядке? – спрашивает он вполголоса.

В ответ едва заметный кивок. Похоже, она плакала.

– Если что, звони, – говорит он напоследок.

«Я им не мешаю?» – злится Джулия. Но через минуту машина Евы исчезает в облаке пыли. Антуан приглашает Джулию в дом.

– Кофе?

– Да, спасибо.

Ей хочется спросить о Еве, но Джулия тут же отметает эту мысль. «Хочешь, чтобы он тебе обрисовал всю картину? – шепчет внутренний голос. – И вообще, какое тебе дело?»

В гостиной пахнет горящими поленьями и жареным луком. В углу потрескивает камин. Стены черные от сажи, на каминной полке стоят фигурки святых – сантоны. В буфете теснятся фарфоровые статуэтки и оловянные тарелки с рельефным рисунком на религиозные темы. У двери пылятся охотничьи ружья. Навстречу Джулии, виляя хвостом, бежит старый черно-белый пес.

– Зербино, к ноге! – командует Антуан.

– Зербино? Как в романе «Без семьи»?[31] – улыбается Джулия, садится на корточки и гладит собаку.

– Точно. Сахар? Молоко?

Они усаживаются за дубовый стол. Старые часы с маятником бьют девять. Джулия размышляет, что сказать, Антуан уткнулся носом в чашку и, похоже, не расположен к беседе. Джулия думает о том, как глупо она выглядит в своем платье в цветочек. И зачем вообще было к нему приезжать? Впрочем, это он предложил показать свой участок… Ей не по себе от его мрачного взгляда. Может, отложить беседу на потом? Она придумывает предлог, чтобы уйти, как вдруг Антуан смотрит ей прямо в глаза. По затылку пробегает холодок.

– Трюфелями, значит, интересуешься? – спрашивает он, кивком показывая на блокнот с ручкой, которые Джулия выложила на стол.

Вместе с насмешливой улыбкой в уголках губ появляются ямочки. Джулия нервно сглатывает.

– Да, я… в общем, я пишу книгу, о Провансе, и…

– Надевай пальто.

Он натягивает охотничью куртку с огромными карманами. Зербино уже у двери, отбивает такт хвостом. Джулия идет за ними с фотоаппаратом в руке. Антуан оборачивается и раздевает ее взглядом.

– Так одеваются любительницы приключений? – веселится он, глядя на ее безупречно белые кроссовки. – На, бери. – Антуан протягивает ей пару сапог.

Джулия послушно обувается, испытывая неприятное чувство, что с ней обращаются как с ребенком. Так ли уж хороша эта идея с книгой? Над горизонтом сгущаются тучи. Пока ничего хорошего не намечается, и Джулия думает о Феликсе – будет что рассказать ему вечером.

Вслед за Антуаном она подходит к двум большим клеткам. Завидев людей, собаки мечутся и лают. Накануне Джулия прочла пару статей и знает, что без ищеек трюфели не найти.

– Это – Капи и Дольче[32], – говорит он, гладя собак. – Они еще учатся.

В его голосе звучат ласковые нотки.

– Без этих собачек ничего не получится. А лучший нюх – у Зерба.

Джулия для вида чиркает в блокноте и делает несколько снимков. Антуан совсем другой, когда возится с собаками. Заметив ее взгляд, он смущенно поднимается.

Они молча отправляются в путь. Ряды дубов тянутся до самого горизонта. Джулия вспоминает, что гриб, который еще называют «черным золотом», растет под дубами, живет с ними в симбиозе и созревает ближе к зиме.

– Год выдался засушливый, и урожай будет неплохой, – говорит Антуан, глядя вдаль.

Он широко шагает, Джулия еле поспевает за ним.

– Старики говорят, что раньше трюфели росли даже под электрическими столбами. Их ели, когда кончалась картошка, это была еда бедняков, столько было грибов. А потом, непонятно почему, их становилось все меньше и меньше.

Зербино насторожился, вроде бы что-то учуял. Но тут же разочарованно побежал дальше. Так же молча они идут за псом, все дальше углубляясь в лес. Зербино радостно носится, постоянно подбегая к ним, чтобы убедиться, что они не потерялись. Джулия чувствует, что их молчание имеет смысл. Неспроста Антуан – молчун, сбор трюфелей похож на погружение в себя. Автор одной из только что прочитанных ею статей назвал трюфели одной из последних загадок природы.

Наконец Джулия решается спросить:

– Как ты занялся разведением трюфелей?

– Погоди, он что-то нашел.

Пес быстро роет землю и всего через несколько мгновений уже держит в зубах маленький черный гриб, гордо протягивая его хозяину.

– Молодчина, Зерб!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза