Читаем Я помню музыку Прованса полностью

– Тогда вам повезло, у нас тут уникальный экземпляр: Пьеро раньше держал магазин розыгрышей. Наши испытания не закончились, уж поверьте!

Трое друзей уже плачут от смеха, не в силах вымолвить ни слова. «Теперь до ночи будут хохотать», – думает Джулия. Не хочется портить им праздник, но она умирает от нетерпения.

– Простите, что отвлекаю, я хотела вам кое-что показать.

И демонстрирует фотографию Жанины с прекрасным незнакомцем, потом переворачивает карточку.

– Вы знаете стенографию?

Мадлена надевает очки и молча разглядывает снимок. Жизель и Элиана, как и двое приятелей, отрицательно мотают головой.

– По правде говоря, ничего не могу сказать, простите. Мне не удалось получить образование, – смущенно признается Мадлена.

Жизель вынимает из кармашка Элианы ручку и переписывает знаки на бумажку. Вдруг в холле появляется Люсьена. Пальто переброшено через руку, она идет от Жанины. Они с Джулией встречаются взглядами. Поколебавшись, Люсьена подходит к ним с хмурым видом. Сама не зная почему, Джулия прячет фотографию за спиной.

– А вот, может быть, Люсьена нам поможет, – говорит Жизель.

Джулия пытается сменить тему, но уже поздно.

– Чем помочь? – неприветливо спрашивает Люсьена.

– Расшифровать подпись. Дайте ей взглянуть! – говорит заинтригованная Жизель.

Скрепя сердце Джулия протягивает снимок Люсьене. Та переворачивает его и бледнеет.

– Ну? – нетерпеливо спрашивает Жизель. – Вы понимаете, что там написано?

Люсьена пристально смотрит на Джулию.

– Может быть, и понимаю, – бурчит она и выходит в сад.

<p>26</p>

Джулия идет за ней.

Люсьена прижимает к себе сумочку и виновато улыбается. Джулия смущена. Она не помнит, чтобы Люсьена улыбалась.

– Мне кое-что напомнила эта фотография.

– Ты знаешь этого мужчину?

– Еще бы мне его не знать!

Джулия садится рядом с ней на скамейку. Люсьена закрывает глаза и некоторое время молчит. Наконец она произносит:

– Не знаю, говорила ли тебе Жанина… Но, пожалуй, время пришло.

Джулия задерживает дыхание. Сердце бьется быстрее. Ей немного страшно, непонятно почему. Люсьена открывает глаза и напряженно смотрит на нее.

– Много ты уже прочла? Покажи мне дневник.

– Он у меня в сумке, – бормочет Джулия. – Зато с собой фотография, вот она.

Люсьена берет снимок своими узловатыми пальцами и переворачивает его. Гладит значки и глухим голосом читает:

– «С Полем в Сен-Мандрье». Это после войны. Господи, какие же они были красивые, молодые…

Люсьена крестится.

– Поль? Кто это, Поль?

Люсьена порывисто вздыхает.

– Кузен Жанины. Она к нему относилась как к брату. Видишь, как они похожи?

Джулия изучает снимок. Может быть, формой рта?

– Они были неразлучны. Поля сбила машина. Жанина так и не оправилась от этой потери.

Джулия смотрит на фотографию с удивлением.

– И что, между ними… Я имею в виду…

Люсьена выпрямляется, широко открыв испуганные глаза.

– Да никогда в жизни! Это же был ее двоюродный брат, peuchère![27] Твоя бабушка очень порядочная женщина, и твой дедушка был любовью всей ее жизни. Он был единственным.

Джулия с улыбкой кивает.

– Мы с Жаниной всегда были не разлей вода, – продолжает Люсьена. – И я знаю, что есть вещи, о которых ей не хотелось бы говорить. Например, о Поле. Дневник она начала вести весной. Я подумала: «Vé[28], Жанина заделалась писательницей». И поддразнивала ее, так, для смеха. Тогда-то у нее крыша и поехала. Такая беда! Как-то захожу к ней, она стоит в халате посреди кухни, молоко убегает из кастрюльки, а она не знает, что делать. Я говорю: «Жанина, милая, что ты творишь?» Она не ответила, но я поняла, что у нее с головой не все в порядке. Я сделала вид, что ничего не заметила, и не стала об этом говорить доктору Пелажио. Дома куда лучше, чем в больнице для умалишенных, поверь мне. Крыша едет – все, пропал человек. В последние недели она становилась все хуже и хуже, бедная Жанина. Té[29], сдается мне, в этом дневнике полным-полно всяких глупостей, память-то ее давно отчалила…

Джулия взволнованно хватает Люсьену за руку.

– Пожалуйста, расскажи о ее молодости. Феликс говорит, что воспоминания могут вернуть ей разум.

– Конечно, можно поговорить. У нас было столько хороших моментов! Я каждый день прихожу к моей Жанине. Она очень мужественная женщина. Честное слово, я тебе таких историй про нее могу рассказать!

Она протирает глаза и, взглянув на полуденное солнце, добавляет:

– Меня ждут в гостинице. Поговорим как-нибудь в другой раз. Можно я возьму? – Не дожидаясь ответа, Люсьена кладет фотографию в карман фартука и уходит, едва махнув рукой на прощание.

Моя Лили!

Я нашла в своих вещах продуктовые карточки. Сейчас кажется, что они похожи на марки. Помню день, когда запретили сладости, а потом маршал Петен объявил, что на каждого новорожденного положено по два килограмма драже. Видела бы ты, как я выпрашивала у мамы сестренку!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза