Я отвернулась

На этот раз Лакки сворачивается кренделем на кровати рядом со мной. Как будто чувствует, что Тиму необходимо побыть одному. Я зарываюсь носом в собачью шерсть и мгновенно засыпаю под стук его сердца.

Когда я просыпаюсь, Тим с тревогой смотрит на меня.

— Ты в порядке?

Я привстаю на локтях:

— А что?

— Тебе снился дурной сон.

Ну вот, опять.

— Что я говорила?

— Все время повторяла: «Ты убила его». — Его глаза сужаются. — Тебя кто-то ищет? Или это ты охотишься за кем-то?

Я снова ложусь на подушку.

— Я уже говорила, что это не твое дело. У тебя тоже кошмары, и я ни о чем не спрашиваю. Не хочешь рассказать, почему все время зовешь маму?

— Отвали.

— Вот то-то же. А теперь спи.

Через неделю у меня самой слегка едет крыша.

— Пойду прогуляюсь, — говорю я.

Тим бормочет, переворачивается и снова засыпает. Воздух снаружи кажется чистым и свежим после духоты трейлера. Пес бежит со мной. У нас нет поводка, но Лакки далеко не отходит. Он роется в опавших листьях.

— Кроликов почуял? — спрашиваю я.

Он настораживает уши, словно понимает, о чем я говорю.

На мне черные легинсы и толстая темно-синяя флисовая фуфайка, которую Тим стащил из того же магазина при трейлерном парке. Я насвистываю, пока мы спускаемся в низину, а затем снова поднимаемся. Я не собиралась уходить далеко, но каким-то образом мы оказываемся возле маленькой деревушки. На указателе странное название, которое я никак не могу произнести. Но вполне милое. Я внезапно ловлю себя на мысли — вот бы найти работу здесь, где не станут задавать слишком много вопросов. Может, так и перезимуем.

Впереди виден паб. Я бы не отказалась от глотка чего-нибудь горячего, но у меня нет денег.

Вот тут я и замечаю газету на стенде возле маленького деревенского магазина. Она мокрая от дождя. Но фотография достаточно четкая. И заголовок хорошо читается:

«Убийца из Оксфордшира. Преступление не первое?»

— В наших краях часто прячутся от закона, — слышу я чей-то голос.

Крупный мужчина в поношенных грязных джинсах и рыбацкой куртке стоит рядом со мной, покачивая головой.

— Здесь куча мест, где можно пересидеть. Иногда им это удается. Они остаются, обживаются. Это если ветер и море не доберутся до них раньше. Не говоря уж о полиции.

Я отворачиваюсь, не желая это обсуждать. Мне не нравится женщина на фото. Она выглядит человеком, от которого лучше держаться подальше. Я вздрагиваю. Мне кажется, что я уже видела ее раньше. Но где?

Ко времени рождения Кирана Барри возвращается все позже. И не только по пятницам. Иногда я так занята детьми, что не успеваю приготовить ужин. Он сердится.

— Что ты делала весь день, женщина? — кричит он. — Дурака валяла?

— Присматривала за твоими сраными детьми! — ору я в ответ. — Я спины разогнуть не могу! Ты бы узнал, что это такое, если бы хоть раз мне помог! Ты бы вообще на карачках ходил!

— Я зарабатываю на хлеб, чего тебе еще надо?

Соседи принимаются стучать в стены, чтобы мы заткнулись. Если не соблюдать осторожность, нас выселят. На нас уже жаловались. Мы и так задерживаем плату за муниципальную квартиру, потому что Барри все время пьет.

Лиам постоянно хнычет от голода. Последние три дня мне нечего ему дать, кроме пакетированной лапши, потому что она дешевая. У меня пропало молоко, поскольку я сама плохо питаюсь.

И вот однажды в пятницу муж возвращается вовсе без денег.

— Все пропил, скотина? — кричу я.

— А если и так? Я заработал — я пропил.

— Я не могу готовить еду из воздуха.

— Заткнись, женщина. У меня от тебя голова трещит.

Вот тогда я это и вижу. Уродский синий засос на его шее сбоку.

— Другую завел, да? — кричу я.

— Ну и что? Ты меня все равно больше не хочешь.

— Это потому, что я весь день кручусь как белка в колесе! — Я смотрю ему прямо в лицо. — Кто она?

— Ты ее все равно не знаешь.