Я никогда не

– Да шла б она к черту, цветы ей покупать. – За то время, что мы провели у Анели, Бахти еще больше обозлилась на Гульжу.

«Представляю, – шепнула она мне на выходе из дома Анели, – сколько драгметалла собрала за жизнь, хотела – не хотела, мать Гульжи и Карима».

Гульжа ничего плохого нам не сделала и даже не сказала и подразумевалась милой, но было в ней что-то противное, как в поцелуе после «Орбита».

– Припарковаться негде, – издалека увидела Бахти.

Мы дали круг, но так и не нашли место – выбранный Гульжан клуб, судя по количеству машин, по популярности мог сравниться с Зеленым базаром в канун Курбан Айта[49]. Бахти остановилась за квартал. Фонари скупо освещали дорогу, их свет не захватывал тротуар. Анеля и Бахти, обе на высоких каблуках, взяли меня под руки с двух сторон.

– Сколько ей исполняется? – спросила Бахти, едва не наступив в полуоткрытый люк.

– Восемнадцать, – ответила Анеля.

– Или девятнадцать, – добавила я.

– Или девятнадцать, – подтвердила Анеля.

Мы добрались, охранник, глянув документы, впустил нас внутрь. Мы стояли в очереди в гардеробной, когда вдруг я услышала смачный шлепок по кожаным штанам Бахти. Я повернулась – возле Бахти стоял, улыбаясь, Ануар – она мгновенно расцвела и забыла, кажется, что не хотела приходить.

– Ой, – манерно сказала она Ануару, – ты хочешь познакомиться со мной? Да кто ты такой, неужели ты крутой?[50]

Ануар обнял ее, забрал у нас верхнюю одежду и сказал, чтобы мы шли внутрь, пока Гульжа не повзрослеет еще на год.

Гульжа – хайлайтер на ее скулах, ключицах и носу светился, как грани диско-шара, – бросилась обнимать нас, будто родных. За столом сидела тьма ее подруг, любимых ее девочек. Дружить, когда никто не меняется, не развивается, не разоряется, не бывает ничем настоящим занят, едва ли сложно, но они прославляли свою дружбу, будто вместе брали Трою, спускались в Тайную комнату, делили последний кусок соленой оленины. Они считали, что прошли вместе огонь, воду и медные трубы («Трубы у нас были золотые», – сказала Гульжа, не понимая, что вообще такое медные трубы), хотя я думаю – в их очевидных, легко решаемых проблемах нетрудно понять, что не надо вести себя как падла и большой проверкой их маленькие беды не являются.

Первое время Карим наблюдал за Гульжей с нескрываемым разочарованием: Гульжа была воплощением всех сомнительных тенденций, а ее подруги несли такую околесицу пополам с очевидностью, что было стыдно находиться с ними в одной компании, но потом он, видимо, абстрагировался от сознания своего к ней близкого родства и разговаривал весь остаток вечера со мной, не слушая тосты и не реагируя на попытки Гульжи вовлечь его в игры и танцы.

– У меня колет сердце, – пожаловалась мне Анеля.

– Может, тебе что-то выпить надо? Или хочешь, отвезем тебя домой?

Анеля покачала головой.

– Пройдет, наверное, – ответила она.

Гульжа, напирая на особый статус именинницы, то и дело подходила к Ануару. Она пригласила его на первый танец, потом фотографировалась с ним на всех фонах, потом попросила его пиджак, когда ей надо было проводить до такси рано уходившую подругу. Ануар вежливо улыбался и возвращался к Бахти, едва у Гульжи заканчивался повод держать его возле себя.

– Мы поехали, – сказала мне Бахти в какой-то момент. – Тут не может быть никакой серьезной ревности, но знаешь, она меня достала. Кстати, я посчитала свечки – кажется, ей девятнадцать.

– У меня вышло восемнадцать. – Я их тоже считала.

– Или восемнадцать, – махнула рукой Бахти, отдала мне мой номерок от гардероба, отправила нам воздушный поцелуй, и они с Ануаром ушли.

На втором этаже клуба была большая открытая терраса, откуда Гульже непременно нужно было отправить в воздух китайские фонарики.

– Я тоже хочу запустить фонарик, – сказала мне Анеля. – Мы запускали такие на выпускном, и мое желание тогда сбылось.

– Они вредные! – Я не помнила точно чем: то ли мешают птицам, то ли засоряют планету – ничего хорошего в любом случае.

– Давай хотя бы посмотрим? – Подруги Гульжи уже поднялись наверх, и Анеля не хотела идти туда одна.

Мы поставили бокалы и пошли. Я уже почти поднялась по скользким ступеням без перил, когда сзади раздался жалобный голос Анели – она застряла на третьей ступеньке, не решаясь ни подняться выше, ни вернуться назад.

– Если на обратном пути ты шараебнешься на этой лестнице, – устойчивая в своих чудесных тапках, я протянула ей руку, – я в темноте не различу, где твои зубы валяются, где браслет и что собирать в первую очередь.

Она захохотала. Мы выключили режим скрупулезных сучек, она отправила в воздух фонарик с желанием, которое никогда не сбудется, и еще пару часов мы радостно пили, пока Гульжа не показалась нам младшей сестрой.

В конце вечера Карим развез нас по домам. Дома я поставила те же танцевальные песенки, под которые мы скакали с Анелей, и умывалась, довольная, но незаметно мое настроение поменялось. У меня возникла мысль, не совсем ясная пока. Она не отпускала меня, пока я не заснула, сшибленная алкоголем, и проснулась вместе со мной, как только я открыла глаза утром.