Резкий по тону комментарий Томаса Манна касался не только поведения демократий в Судетском кризисе. Он клеймил их моральную несостоятельность и в общеполитическом контексте. Европа, как он подчеркивал, отнюдь не желала свержения Гитлера – к великому разочарованию немецкой эмиграции. Она договорилась с нацистами для собственного удобства[133]. Эти упреки Западу трагически перекликаются с публицистическими протестами Шмелева. Томасу Манну пришлось столкнуться с ними два раза: при чтении «Солнца мертвых», где Шмелев обвинял Европу в увлеченном созерцании большевицкого террора, и в связи с продажей большевиками награбленных русских ценностей. Доброжелательная снисходительность европейских элит к советскому режиму была одним из лейтмотивов публицистики Шмелева[134].
Вскоре еще один московский корреспондент братьев Манн, влиятельный функционер Михаил Кольцов, стал жертвой «чистки». В декабре 1938 года он был арестован по обвинению в шпионаже и в 1940 году расстрелян.
В начале 1939 года Томас Манн получил телеграмму от газеты «Правда» с просьбой написать о Ленине. 21 января отмечалась очередная годовщина со дня его смерти. Томас Манн любил высказываться по случаю юбилеев и памятных дат. Еще в 1924 году он посвятил Ленину краткую заметку, из которой трудно было заключить, критикует он «вождя» или, напротив, отмечает его заслуги. Просьбу газеты «Правда» он, однако, не выполнил.
Вермахт вступил в Чехословакию 15 марта 1939 года. 16 и 17 марта германский посол в Москве граф фон дер Шуленбург официально известил советское правительство о вхождении Чехии в состав Германской империи. 20 марта «Известия» опубликовали ноту советского наркома иностранных дел Максима Литвинова, в которой этот акт был объявлен незаконным. На нейтральном дипломатическом языке Литвинов назвал его нарушением международного права и системы безопасности в Европе. Томас Манн нашел эту ноту превосходной[135].
17 марта в интервью газете «Сент Луис диспетч» он высказался о возможности будущей связи или даже союза Германии и СССР. «Он ясно дал понять, – комментировал журналист, – что это ему бы не понравилось, но указал на внешнее сходство обеих систем, которое могло бы привести к такому событию»[136]. 3 мая 1939 года это предположение писателя частично подтвердилось: Литвинов неожиданно передал свою должность наркома иностранных дел Вячеславу Молотову. Поскольку отставка наркома не завершилась традиционными для советской практики разоблачением и арестом, наблюдателям было ясно, что ее причины лежали за пределами внутрипартийных интриг. Литвинов был евреем по происхождению, и его отставка должна была стать дипломатичным сигналом Гитлеру. Томас Манн записал в тот же день в дневнике: «Снятие Литвинова как радиослух. Мрачные перспективы, возможное преемство большевицкого крыла в Германии с Гиммлером и альянс с Россией»[137].
С 9 по 11 мая 1939 года в Нью-Йорке состоялся Всемирный писательский конгресс с участием, помимо прочих, Эриха Марии Ремарка, Арнольда Цвейга, Альфреда Дёблина, Оскара Марии Графа и Клауса Манна. Томас Манн выступил на конгрессе с речью, в которой отрекся от заблуждения своей юности, каковое гласило, что культура аполитична. «Я признаю, – говорил он, – что культура в опасности, если у нее отсутствуют инстинкт и желание понять политику. <…> вся музыка Германии, все ее достижения в интеллектуальной области не смогли уберечь ее от самого низменного преклонения перед насилием и варварством, которые угрожают основам западной цивилизации»[138].
Под этой речью Томаса Манна компетентные лица в Москве, надо думать, подписались бы с радостью и без оговорок. Писатель выступал за активные действия интеллектуалов против национал-социализма и при этом подчеркивал, что, вопреки мнению многих американцев, именно он, а не большевизм, угрожает западной цивилизации. Комментарий самого Томаса Манна звучал так: «Моя речь на конгрессе – единственная серьезная»[139].
17 мая Томас Манн посетил советский павильон на недавно открытой Всемирной выставке в Нью-Йорке. Писателя курировал Константин Уманский, за неделю до этого назначенный полномочным представителем СССР в США. До 1936 года он заведовал отделом печати и информации народного комиссариата иностранных дел и знал тонкости работы с «буржуазными» интеллектуалами не понаслышке. В 1934 году он был доверенным переводчиком во время разговора Сталина с Гербертом Уэллсом. На следующий день у Томаса Манна взял интервью корреспондент агенства ТАСС. Сам он посвятил обоим этим событиям всего несколько скупых строк в дневнике. Полностью его высказывание о советской экспозиции, со ссылкой на ТАСС, было приведено в газете «Заря Востока» от 21 мая 1939 года: