Я не хочу умирать

– Думаю, ты можешь, как обычно, взмахнуть руками или щелкнуть пальцами, и мы сможем увидеть этот момент быстрее. Не так ли?

Странник улыбнулся, легко махнул кистью правой руки, приведя тем самым все «в движение», и негромко сказал:

– Любуйся.

Я ничего не ответил на это. Мне в самом деле было приятно смотреть на неподвижно лежащую симпатичную девушку, лицо которой было настолько умиротворенное, что даже не верилось в то, что это лицо уже мертвого человека. Ничего, и правда, толком не происходило, за исключением разве что интенсивного шелеста занавесок и медленного движения Земли вокруг Солнца. Отображалось это движение в игре оттенков света, довольно легкого освещения комнаты, которые очень гармонично перекликались с лучами заходящего солнца, сменяющегося холодным освещением уличных фонарей. И даже когда стало понятно, что уже нет того света, который мы обычно называем солнечным, комната по-прежнему была наполнена теплом той самой настольной лампы.

Было около трех часов ночи, во всяком случае, если судить по часам, которые висели на стене в комнате. Для меня же и Странника по ощущениям прошло не более двух минут. И вот время снова потекло с привычной для меня скоростью. Дверь открылась. Со смехом в комнату ввалились трое подростков. Два парня и одна девушка. Они довольно звучно пересмеивались. Один из парней громко обратился к остальным:

– Она спать уже завалилась! – затем прокричал Саше: – Просыпайся!

Александра не отвечала. Девушка, стоявшая в дверях, так же громко сказала ему:

– Да пусть спит!

После этого она захлопнула дверь, оставив Александру с самой собой наедине. Ну, или, если уместно было так сказать, в компании двух наблюдателей. Поняв, что ничего особенного происходить не будет, а время уже обрело свое размеренное течение, я немного возмущенно обратился к Страннику:

– Ты мне хотел показать, как они обнаружат мертвое тело. Сейчас не похоже, что до них что-либо дойдет.

– Ты немножко некорректно выражаешься. Не я хотел показать… – Странник указал пальцем на себя и продолжил: – А ты хотел посмотреть, – нарочито указывая на меня, серьезно, якобы немного возмущенно проговорил он.

– Хорошо. Я – эгоист. Сейчас не об этом. Когда они заметят?

– Ты сам-то видишь трупные пятна? Тем более при таком освещении. Тем более что ты в адекватном состоянии, а они под наркотиками. Да и Сашенька лежит одетая. Думаю, что парней даже не смутила бы температура ее тела.

– Ты уходишь от ответа, – серьезно сказал я, строго смотря на Странника.

– Раньше утра они навряд ли что-то обнаружат.

– Навряд ли? То есть ты не знаешь точно? – сообразив, что сейчас прозвучало то, за что можно было зацепиться, уточнил я.

– Мы подобные моменты уже обсуждали. Это наиболее вероятно, но не факт. – Немного помедлив, пристально посмотрев на меня, как бы отвечая на мои мысли, он добавил: – Будущего я не знаю.

Я посмотрел на Александру, которая все так же беззвучно лежала в комнате, залитой теплым светом, и довольно уверенно сказал Страннику:

– Я не хочу ждать до утра.

– Я могу снова ускорить ход времени, – предложил Странник.

– Ну, вот сам и наблюдай.

Сказав это, я взмахнул руками. Уже ставшего привычным чувства невесомости не было.

Двери лифта медленно открылись передо мной.

Глава 5. Буддистка

Я вернулся к себе в квартиру с запасом еды на вечер, которая была в полной сохранности. Отнеся ее на кухню и включив чайник, я не пошел к компьютеру, а усевшись на табуретку на кухне, хмуро смотря по сторонам, принялся анализировать очередной сюжет. Я бросил взгляд на грозно разгоняющийся чайник. Вспомнив старое поверье, что если смотреть на чайник, то он никогда не закипит, я невольно усмехнулся, но все же отвел взгляд, не столько для того, чтобы дать чайнику шанс, сколько из уважения к этой присказке, которая явно несла в себе отпечаток чего-то, что и породило эту присказку.

Меня не так сильно волновала Саша, в которой действительно было нечто мистически очаровательное, как сам факт, что в конце нашего перформанса все завершилось по моей команде.

Все же мне надо было уже признать, что Странник был моим подсознанием и сейчас, вероятно, я был на пути к излечению. Или исцелению?

Я снова усмехнулся. Слово «исцеление» невольно подняло во мне воспоминания о моем христианском прошлом, о том, как я ходил в воскресную школу, и о Евангелии, в коем это слово нередко встречалось. В воскресной школе мы обсуждали разные интересные моменты, которые могли встречаться в Евангелии, да и в Священном Писании в целом.

Нюанс понятия «исЦЕЛение» часто заключался в восстановлении целостности. Получается, что если следовать этой этимологии, то я впитал в себя отколотую субличность, которую я называл Странником.

Что теперь?

Так теперь я сам стал Странником? Ну, во всяком случае, одна природа впитала другую, но какая и какую – оставалось вопросом. Было ли во мне столько холодного равнодушия? А может быть, в этом равнодушии и пребывала подлинная мудрость, царящая над всем? А нужна ли мне вообще была эта мудрость?