Я не отвечаю. Мне кажется странным, что мама не чувствует к Розе никакой враждебности. Я могу объяснить это только одним: она тоже была в свое время неверна, а значит, они принадлежат к одному клану. Но я все еще на стороне бабушки. Я знаю, если бы она сейчас смотрела на меня с небес, она бы одобрила мое намерение отправиться к этой женщине и высказать ей все, что когда-то не удалось высказать бабушке. У меня такое чувство, будто некогда, во время долгих чаепитий в Баттенбурге, когда бабушка снова и снова поверяла мне боль своего разбитого сердца, она в прямом смысле запрограммировала меня на выполнение этой миссии. Я слушала и тоже чувствовала эту боль. Я тосковала от того, что бабушка оставила своего мужа, точно так же, как тосковала из-за того, что меня оставил отец. Мы понимали друг друга.
— Ты позвонишь мне после того, как ее увидишь? — говорит мама, сдаваясь. — Я буду в магазине. Я киваю.
— Ты знаешь, как туда добраться? — беспокоится мама.
— Марио написал мне на бумажке.
Я встаю из-за стола и подхожу к ней. У меня сжимается сердце, мне хочется до нее дотронуться, что бывает очень редко.
— Считай меня посыльной! — говорю я и кладу руку ей на плечо. — Ну же, какая у тебя любимая фраза из «Сбежавшей невесты»? Помнишь, когда Джулия Роберте сматывается со свадьбы и запрыгивает в проезжающий мимо почтовый фургончик?
Мама слабо улыбается.
— Рита Уилсон говорит: «Как ты думаешь, куда она направилась?»
— А красавчик Гектор Элизондо отвечает…
— «Не знаю, но, куда бы она ни направлялась, ее доставят туда завтра ровно в половине одиннадцатого!» — смеется мама.
Я быстро ее обнимаю. Раз уж я встала, лучше не останавливаться. Больше всего мне хочется вернуться в кровать, но ведь никто меня за язык не тянул, а раз вызвалась — выполняй теперь миссию.
— Пока!
— Семьдесят три года, — напоминает мне мама и машет рукой на прощание.
Я знаю, старым людям надо сочувствовать, но, по-моему, за этой заповедью кроется вот что — уже слишком поздно, они больше ни за что не отвечают, они слишком хрупки для груза ответственности. Я решила, что постучу в дверь этой женщине и скажу:
— Привет. Кармела сама не добралась. Но прислала меня.
А потом, когда она устанет креститься и ахать, я послушаю, что она мне скажет.
— Подожди!
Я наслаждаюсь последними мгновениями беспрепятственного передвижения по территории отеля, еще секунда — и мне придется плыть против течения в толпе туристов, стремящихся в сторону Садов Августа, но меня окликают. Я оборачиваюсь — Марио. Жестами он зовет меня к себе.
— Я довезу тебя до Марина Гранде на велосипеде! — кричит он.
— Я в корзинку на руле не влезу! — говорю я. хватаясь за свою sedere, она же задница.
— Нет, мотоцикл, конечно! — поправляется он, догоняя меня.
— Очень мило с твоей стороны… — вяло отвечаю я.
— Я знаю.
— Но это лишнее — я поеду на фуникулере.
— Боишься?
— Того, как ты водишь? Конечно!
— Обещаю, я поеду, как старик.
— А ты разве не на работе? — Мне казалось, днем он должен работать у бассейна.
— Я меня перерыв.
Некоторое время я изучаю его взглядом. При дневном свете вид у него не такой уж и зверский.
— Ладно, пошли, — соглашаюсь я.
— Ты должна крепко за меня держаться, — сообщает мне Марио по дороге на Виа Фредерико Серена.
Я закатываю глаза, но с улыбкой. У каждой девушки должен быть такой Марио — привлекательный мужчина, который без устали с ней флиртует — без особого приглашения и вне зависимости от результата.
— Извини, если я обидел тебя поцелуем в прачечной, — говорит Марио, стараясь голосом изобразить раскаяние.
— Ничего, — отмахиваюсь я.
Мне не хочется вспоминать эту неловкую потасовку.
— Ты не злишься?
— Нет.
Мы проходим мимо Виа Лонгано. Интересно, Люка уже на работе?
— Тогда, может, пойдем сегодня в полночь погуляем?
Я останавливаюсь — руки в боки — с наигранным негодованием.
— Сколько это будет продолжаться?
— Что?
— То самое!
— Ты имеешь в виду мои попытки с тобой немножко потрахаться? — говорит он, и глаза у него игриво поблескивают.
— Да. — Я стараюсь сохранять строгий вид.
— Пока ты не уедешь»
— Правда? — Мне уже смешно.
— Конечно. Я должен пытаться.
— Почему? — Марио задумывается на мгновение, потом пожимает плечами. — Просто так должно быть.
— Понятно.
— Сюда, пожалуйста. — Марио показывает налево.
Я схожу с поребрика и чуть не сталкиваюсь со скутером. Водитель ужасно ругается, скрипят тормоза, скутер замирает на месте. Марио выпаливает в водителя пару отборных итальянских ругательств, хотя это моя вина. Довольно неудобно получается, особенно когда тот снимает шлем, и оказывается, что это — Люка.
Поднимается суматоха.
— Ким! С тобой все в порядке? — Люка бросает скутер и подскакивает ко мне.
— Ас тобой? — спрашиваю я. проверяя, не прибавилось ли у него на губе шрамов.
— За меня не волнуйся. — Люка кладет мне руки на плечи.
Он, наверное, хочет меня успокоить, но эффект получается обратный.
Марио недовольно рычит.
— Марио, это Люка, — говорю я, решив, будто он ждет, чтобы их представили. — Люка, это Марио…
— Бармен! — подхватывает Люка.