Когда он наконец-то ушёл, к счастью, собственным ходом, Гронос сразу улёгся в постель. «Я чуть не извинился перед ним, вот чёрт, я был на волосок от позора!» — признался он сам себе, уже начиная проваливаться в сон.
Войдя наутро в каюту хозяина, чтобы поговорить о маршруте корабля, главный пилот застал Гроноса вешающим длинную шкуру ящера над кроватью.
— Решили обновить обстановку? — приглушённо пробормотал он, цокнув языком, и вдруг, шумно втянув ноздрями воздух, заметил: — Свежо тут у вас!
За спиной у него слегка раскрылись и снова скукожились перепончатые рудиментарные крылья. Гронос обернулся.
— А ты что без маски, Сиур?
— Да я по быстрому, — отговорился пилот. — Жду вас в зале управления, нужно определиться, куда летим.
— Хорошо, я зайду.
Сакрин посмотрел на мутанта с каким-то недобрым подозрением, прежде чем выйти за порог.
— Ах, да, — вдруг окликнул его Гронос.
Он вспомнил невольно, что собрался приказать заделать лазейку в камере саркисоида, чтобы тот не сбежал при очередной высадке… Но уже не был уверен в этом своём намерении. Он приходил в его каюту по ночам уже дважды. Может… придёт опять? Ведь даже после облучения ликсом… пришёл. Умом он понимал, что это ненормально, не соответствует субординации. Что он должен пресечь это всё, наказать как следует пленника, показать ему место. Но вместе с тем Гронос чувствовал изменения в собственном состоянии, разительные изменения, которые произошли всего за двое суток! И это были изменения в лучшую сторону. Такие, каких не удавалось добиться традиционной медицине. Впервые за многие годы Гронос обрёл надежду на излечение. Именно надежда эта побудила его оставить повышенную концентрацию кислорода в своей спальной каюте и загородить пульт генератора декоративной шкурой. «Ну что же мне, самому к нему ходить? Как бы это не вызвало подозрений, если кто-то увидит…» Взгляд его уставился на пиалу с румяными фруктами, которые минут пять назад принесли слуги к завтраку. А перед внутренним взором предстал образ саркисоида. Такой истощённый, измученный… Что-то непривычное больно кольнуло в груди. И, сам для себя неожиданно, он выдал совсем другой приказ:
— Скажи-ка им там удвоить питание саркисоиду… — подумал и исправился: — нет, утроить.
Сакрин так и застыл с приоткрытой зубастою пастью.
— Эм… — закрылась она через полминуты. — Ну тогда, полагаю, нам придётся держать курс поближе к системе Намарту. Чтобы пополнить запасы. Вы… уверены, хозяин?
— С каких пор ты подвергаешь сомнению мои приказы? — сурово выговорил тиран.
— Тс, никак нет, хозяин. Прошу простить мою дерзость.
И он вышел за дверь.
8. Майя ильнур
Дни текли для Гроноса точно в тумане. Он не понимал сам себя. Пытался развеяться привычным способом: с помощью пыток. Разумеется, саркисоида трогать он больше не мог, от одной мысли причинить ему боль всё сжималось внутри. Но даже мучения прочих пленников больше не доставляли ему удовольствия. Каждый раз, проходя мимо зеркальных стен или мимо зеркала в купальне, он замирал и рассматривал собственное тело, которое менялось день ото дня. Он наблюдал, как всё больше ужимались опухоли, как затягивались много лет кровоточившие язвы… и не мог поверить своим глазам!
Однажды, проснувшись утром, он внезапно обнаружил… что мир как будто развернулся перед ним, и он может видеть гораздо большую область пространства, чем прежде. Это было так необычно, что он даже потерял ориентацию и упал! Поднял руки, чтобы ощупать лицо, и только тогда понял, что произошло. У него было ТРИ глаза. Нет, на самом деле, и это не аллегория. Просто до этого самого дня третий глаз полностью скрывали огромные опухоли у него на лице, и он никогда на своей памяти не имел возможности им видеть. Даже не подозревал, что он вообще существует. А теперь, когда опухоли сократились, третий глаз оказался наконец открыт. Конечно же, он не был идеален: кривой, неправильной, сдавленной формы… Но этот глаз мог видеть! На другой день у мутанта зашатался и выпал торчавший из верхней десны несуразно-крупный клык.
Недоумённые взгляды слуг уже примелькались. И Гронос с замиранием сердца думал о том, во что все эти внезапные перемены внешности могут для него вылиться. Вся фигура его сделалась стройнее. Осанка улучшилась. «А я ничего… Красавчик», — невольно подмечал он, оглядывая отражение в зеркале.
Двое слуг-стигмов вошли в камеру Луксонта и бросили перед ним горсть еды.
— Опа! Откуда одеяльце достал?! — воскликнул один из них, вырвав у саркисоида плед, в который тот кутался.
Второй отвесил пленнику оплеуху.
— Отвечай!
— Под дверью… нашёл, — сжавшись в комок, прошептал Луксонт.
— Да это антигм опять балуется! Со скуки, — весело высказался первый слуга. — Натворит он когда-нибудь бед. Надо бы хозяину выкинуть этого авантюриста из корабля!
— Ха-ха! — посмеялся другой.
Они забрали плед и, непринуждённо болтая, вышли.
— …Кстати, ты видел, как он изменился? — понизил голос один из стигмов.
— Да, будто помолодел и вытянулся… — согласился второй.
— А третий глаз, ты видел его третий глаз?
— Что, какой?! Да ты шутишь?!