Упирается в спинку кровати, перекидывая ноги через меня. Лежу, словно мёртвая. Наблюдаю, как его пах приближается к моему лицу, не в силах вырваться из оков оцепенения.
— Ну же, Лиза…
— Да твою же, блядь, мать! — у меня получилось. Я отмерла. Ещё и как заорала: — Свали от меня, урод! Слезь, я сказала! Достанешь свой член из трусов, я его отгрызу на хер!
Извиваюсь ужом, пытаясь сбросить с себя мужчину:
— Слезь!!!
— Лиза… Я… Мы… Я могу попросить парней или у кого-то здесь…
Слышать его не могу! Не могу видеть! Какая же я дура! Да что там дура! Я конченная дебилка! Отбитая и тупорылая!
Бью наотмашь, безжалостно молотя его по животу, ногам и плечам. До лица не дотягиваюсь, но, честно, очень хочется разодрать его рожу! В мясо! Чтоб, сука, на пластику лёг! Вспоминал всю жизнь!
Ненавижу!
— Я не понимаю, блядь, что ты хочешь?! — кричит он, перехватив мои руки. Сжал с силой запястья, резко дёрнув на себя. — Что ты хочешь?
— Ты русский язык перестал понимать! Я дважды сказала, чтобы ты слез с меня! — выплёвываю в его лицо, стараясь не морщиться от боли.
— Ты этого хочешь?
— Да!
Лёша отпускает мои руки. Скорее откидывает в сторону. Словно ветку дерева, преграждающую путь на тропинке, и наконец-то перекидывает левую ногу на правую сторону.
Вскакиваю, на ходу поправляя платье. Выбегаю из номера босиком. Бегу в душевую.
Как же мерзко. Как, сука, мерзко…
Глава 21
Три дня как в тумане. Дом, работа, сад, гимнастика, дом. Ничего необычного, но нервы ни к чёрту.
Когда я, вдоволь наревевшись, решилась покинуть душевую, Лёши уже не было. Вообще. Он уехал. Оно к лучшему на самом деле. Не знаю, чем бы обернулась наша встреча, после произошедшего.
Мне больше нечего было там делать. Собралась и поехала к Инге на такси. А уж там…
Пожалуй, это был единственный вечер, когда я совсем не вспоминала ни Лёшу, ни мужиков в принципе. Мы наделали тонну попкорна, заказали всякие вкусности для себя и Кристины, бутылочку вина, которую раздавили с подругой, из банки из-под сока. Было стыдно пить при дочери, конечно, но Инга мозг ещё тот. Генератор безумных идей.
Мультфильмы, битвы подушками и обжираловка — мой антидепрессант, как оказалось.
Домой вернулись лишь на следующий день. В моей спальне лежал букет роз, поверх покрывала. В алых бутонах белела записка, в которой значилось: " Просто объясни. Я не понимаю…"
Я… Я тоже не понимаю, как вновь могла открыться этому человеку. Потянуться к нему.
На следующий день цветы лежали там же. Новый букет роз, на этот раз без всяких открыток и записок, лежал на кровати к моему возвращению с занятий дочери.
Цветы не виноваты, знаю. Поэтому они отправлялись в вазы. Один букет в гостиной, второй на террасу. Видеть я их не могла.
Не одной попытки увидеться. Поговорить. Ни звонка, ни сообщения. Цветы… Ах да, и несуразная записка.
Ничего не изменилось. Не изменится никогда. Семья у Лёши навечно в последних пунктах. Даже если она разрушена, она всё равно где-то там. За дочь обидно. За себя тоже, конечно, но за Кристину больше.
Чувствую себя последней тварью, раз за разом повторяя, что папа работает, меняет мир к лучшему, что его работа очень важна, что он её любит…
Тошно уже от этой лжи, но я не могу иначе.
Удостоверившись, что дочь спит, иду в душ. Стараюсь помыться быстрее. Это уже входит в привычку. Я не знаю, во сколько возвращается домой Лёша. Возвращается ли он вообще. Не хочу с ним встречаться. Быстро моюсь и ложусь спать уже два дня.
Зато начала высыпаться. Хоть какой-то плюс.
…но сегодня всё шло наперекосяк.
Выйдя из ванной, я нос к носу сталкиваюсь с Лёшей. Поправляю полотенце на голове, сделав шаг назад:
— Что ты здесь делаешь?
— Давай поговорим.
— Нам не о чем. — выдыхаю, плотнее кутаясь в халат.
— Это же не так. Ты орала так, будто я тебя насиловал! Сбежала… Я прихожу, ты уже спишь. Ухожу, ты ещё спишь.
— А это не так? — муж дёргается словно от пощёчины, отступая к кровати. — Что? Я сразу сказала, не о чем нам разговаривать.
Присев на край кровати, Лёша разводит руки в стороны:
— Что ты хочешь сказать? Что я тебя пытался изнасиловать?
— А это не так? — вновь задаю тот же вопрос.
— Ты моя жена! Ты хотела меня! Я хотел тебя! Совсем ёбнулась, Лиза?
— Ну наконец-то, — ухмыляюсь, — А то тошнит уже от тебя хорошего. И чем же? Муж, жена… Какая разница? Хочешь сказать, если бы я тебе страпон вогнала в задницу, ты понял и принял?
— Это несерьёзно. Ты знаешь, что подобное не для меня. И как вообще можно сравнивать подобные вещи? — вздохнув, гораздо спокойнее спрашивает он.
— Ну ладно. Раз страпон не нравится, то, предположим, оседлала бы твоё лицо. А? Как тебе такой вариант? Игнорировала бы твои просьбы остановиться, слезть…
— Да брось! Ты сотни раз это делала, что сейчас происходит, я не пойму? В целку и недотрогу поиграть решила? — слова бьют наотмашь. Открываю и закрываю рот, словно выброшенная на сушу рыба. — Что? — добивает, усмехаясь.
— Это было давно. Это было по согласию. По доброй воле. По любви. — говорю шёпотом. Мысли путаются. — Ты реально не чувствуешь разницу?
— Ты завела меня сама…