Я буквально растворяюсь в ощущениях, прижимаясь к прохладному телу, чувствуя дрожь удовольствия под пальцами, вдыхая горький запах его волос. Мне хочется сказать ему столько всего — например, что его доверие значит для меня так много, что я и мечтать не мог, что когда-нибудь окажусь с ним в постели… Да много чего ещё. Но его хриплый голос обрывает мои мысли:
— Гарри. Пожалуйста.
Для меня это звучит практически как приказ, который я обязан выполнить. Я отстраняюсь от него лишь для того, чтобы коротко выдохнуть ему в ухо:
— Любрикант.
— Accio гель, — тихо бормочет он и снова роняет голову на подушку.
Я тянусь к тумбочке, вспоминая, что видел там палочку. И сейчас мне неважно, чья она. Наверное, его, потому что моя осталась где-то в одежде. На задворках сознания проскальзывает мысль о том, что если бы начальник Аврората узнал о моём халатном обращении с артефактом, он бы меня уволил. Но эта мысль тут же улетучивается, как если бы её не было вовсе, когда я взмахиваю палочкой и бормочу:
Я зачерпываю гель двумя пальцами и подношу руку к бёдрам Северуса. Секундное колебание — и я кладу пальцы между его ягодиц. Он невольно вздрагивает — наверное, гель слишком холодный. Но я нахожу момент не подходящим для извинений. Я начинаю массировать его сфинктер, совсем как десять минут назад это делал со мной он. Мой скользкий палец легко преодолевает сопротивление упругих мышц и проникает внутрь. Я осторожно двигаю им взад и вперёд, расслабляя мышцы. На какой-то момент мне начинает казаться, что он будто не замечает того, что я делаю, но когда я ввожу второй палец, тихий низкий стон становится одобрением моих действий. Я чувствую, как его сфинктер расслабляется, впуская мои пальцы глубже, и тогда добавляю третий. Мне хочется как следует подготовить его, чтобы не сделать больно, но вдруг Северус поднимает голову и практически шипит сквозь зубы:
— Ну, давай же, чёрт возьми!
Я невольно улыбаюсь, убираю руку и седлаю его бёдра. Щедро смазываю член гелем и приставляю его ко входу. Глядя на маленькое сморщенное отверстие, мне начинает казаться, что я плохо его растянул, что я сделаю Северусу больно. Но нервное движение бёдрами и рваный выдох говорят об обратном, поэтому я надавливаю головкой на сфинктер, и она практически без усилий погружается внутрь. Ощущение тесноты заставляет меня громко застонать и упереться руками в матрас, чтобы не сорваться и не войти одним резким движением. Я чувствую такое впервые, и чувство это такое яркое и сильное, что кружится голова.
Я делаю осторожное движение вперёд, практически с детским восторгом наблюдая, как мой член постепенно скрывается между бледных ягодиц. Но тут же останавливаюсь, давая Северусу время привыкнуть. Я понимаю, что я — его первый любовник за последние годы, а возможно, даже первый, кому он позволил быть сверху. И от осознания этого по телу разливается такая волна нежности, что мне хочется наклониться ближе и покрыть поцелуями каждый сантиметр его кожи. Но Северус не даёт мне замечтаться. Он снова поднимает голову и хрипло бормочет:
— Ну, чего ты замер, Поттер?!
Какая-то неведомая сила подталкивает меня сзади, заставляя резким толчком погрузиться в его тело по самое основание члена. Он тихо вскрикивает и шипит что-то нечленораздельное. Поначалу я боюсь, что сделал ему больно, и у меня даже возникает мысль прекратить всё это, но тут Северус медленно выдыхает: «Да», — и начинает ёрзать подо мной, и я понимаю, что всё делаю правильно.
Я делаю движение назад, а потом снова вперёд, резко, до самого основания. Он стонет и вцепляется в подушку. И тут я невольно вспоминаю Марка, который с опаской бормотал, что может порвать меня, а я скулил и умолял оттрахать меня так, чтобы искры из глаз посыпались. И он трахал. Жёстко, даже жестоко, отчаянно, так, что я потом два дня ходил с трудом. Наверное, Северусу нравится так же.
Но все мои неуместные мысли о Марке мгновенно исчезают, когда при очередном толчке Северус хрипло выдыхает:
— Как хорошо… Гарри…