Я к Вам пишу...

– Рома, Ромашка, маленький мой, дай маме раздеться, я с мороза, холодная, – говорила женщина, пытаясь одновременно снять пальто, поставить мальчика на пол и осмотреться.

– Здравствуйте, – вперед выступила Варя, – извините за вторжение, – она к месту вспомнила сказанное как-то бабушкой умное слово, – меня зовут Варвара Певницкая, а это – Андрей Стоянов, мой кузен, – произнеся имена, девочка замолчала, ожидая, что будет дальше.

– Дарья Дмитриевна Чернышева, – улыбнулась женщина, – можно просто Даша и даже без тетя, а как вы тут оказались?

– Это долгая история, – вперед неожиданно выступил Андрей, и Варя не стала ему перечить. – Мы хотели вам рассказать, вернее, это Варя хотела, – решил он все-таки переложить ответственность на девочку, а может, не знал, что сказать дальше.

– Что ж мы стоим, пройдемте в комнаты, – спохватилась Ромкина мама и, взяв мальчика на руки, пошла вперед по коридору.

– Она керосинку умеет зажигать и разные истории знает, – громким шепотом докладывал мальчуган маме.

– Вот и хорошо, а спасибо ты сказал? – уточнила мама, проходя в комнату и сажая Ромку на диван.

– А то как же, – кивнул тот, – что я нехристь какой неблагодарный? – Андрей не удержался и хмыкнул, да и мама малыша расплылась в улыбке – очень не вязались такие слова с маленьким ребенком.

– Так о чем вы хотели мне рассказать? – Дарья Дмитриевна села в кресло, пригласив ребят присаживаться где им удобно.

– Поминаете, я, то есть, мы нашли на даче чемодан. С письмами Романа Сергеевича Чернышева и Варвары Павловны Белокриницкой. Там много писем и дневники, и дом этот описан, – Варя говорила медленно, старательно подбирая слова, потому что она ничего не знала об этой Даше (хотя та ей и понравилась, можно сказать, сразу), и непонятно было, как она себя поведет.

– Да, дед говорил, что дом этот весь нашей семье принадлежал. Я маленькая была, не помню, мама придет, она лучше знает. А Роман Сергеевич – прадед мой, но от него только портрет и остался. И то – без рамы. Все в Торгсин снесли, хотя особо много чего и не было. А как письма к вам попали? Выходит, мы родственники? – Чернышева обвела взглядом притихших ребят.

– Не знаю, надо у бабушки спросить. Мы их на даче нашли, в старом доме. Бабушка говорила, что там усадьба раньше была, – начала Варя.

– А как зовут твою бабушку? – перебила Дарья, видно было, что ее это заинтересовало.

– Аглая Ильинична, – все и всегда называли Варину бабушку по имени-отчеству, никому и в голову не приходило сказать ей баба Глаша, даже когда маленькими были, так она держалась, словно несла себя по жизни, – Аглая Ильинична Закревская, а дача у нас в Сосновке.

– Да и бабушки наши из Ленинграда, там родились и выросли, – решил уточнить Андрей, – так что, наверное, не родственники, ваша же семья всегда тут жила.

– Ну, я-то да, сколько себя помню, но отец мой не один в семье, у него два брата и две сестры, а у самого прадеда трое детей было. Так что это надо все как следует узнать и проверить. Только давайте уже не сегодня, Ромка устал, мне на работу рано, да и вас, поди, дома заждались. Вот шестидневка кончится, будет выходной, и приходите, хорошо?

– Конечно, спасибо, – Варя и Андрей одновременно стали прощаться.

– Как думаешь, откуда у нас эти письма? – всю дорогу домой Варя думала над словами Дарьи Дмитриевны, прикидывая и так, и эдак, но ничего путного не выходило.

– Придем, спросишь бабушку, – Андрей пожал плечами, – ну не родственники вы им, я почему-то в этом уверен.

– А я – нет, – Варя показала мальчику язык и, взлетев на свой этаж, затрезвонила в дверь.

– Тише ты, егоза, – Аглая Ильинична улыбнулась внучке. – Что как на пожар? Раздевайся, руки мыть. Третий раз ужин грею. Андрей, не бросай пальто, давай пришью вешалку, и прятать не надо, все равно увижу. И что это вы оба такие взъерошенные? Случилось что?

Письмо шестое. К Нему

Февраль 1830 года, Москва

Роман Сергеевич, друг мой, простите долгое молчание. Не писала я не потому, что не хотела писать Вам. Уж простите прямоту мою, но люди мы взрослые, и как на духу скажу, письма мне Ваши получать приятно и отвечать Вам – в радость. Да только дела такие у нас тут на Москве закрутились, что не до писем мне было.