Я исповедуюсь

Почему ты не сказала мне ничего об этой беременности, если важнее ребенка нет ничего на свете? Он жив? Или умер? Как его звали? Он все-таки родился? Это был мальчик или девочка? Каким он был? Я знаю, что у тебя есть полное право не рассказывать мне все про свою жизнь, но нельзя же, чтобы ты всю боль носила в себе, я рад был бы разделить ее с тобой.

Дзыыыыыынь!

– Иду-иду. – И, кивнув в сторону рисунка: – Когда ты его закончишь, я поразглядываю его с полчасика.

Он открыл дверь курьеру, так и держа пустую чашку в руках.

За ужином они открыли бутылку, которая показалась им самой дорогой из присланной Максом коллекции. Шесть бутылок, все – разных марок красного вина, все – высшего качества, все – обозначенные в изданной Максом книжке с его собственными советами по дегустации. Книга – роскошная, с качественными фотографиями – была изданием типа «Дегустировать легко», рассчитанным на вкусовые рецепторы торопливых североамериканских гурманов.

– Его нужно пробовать из бокала.

– Из пурро забавнее.

– Сара, если твой брат заподозрит, что ты пьешь его вина из пурро…

– Ладно. Но только пока будем дегустировать. – Она взяла бокал. – Что там пишет про него Макс?

Адриа с серьезным видом налил вино в два бокала, поднял один из них и приготовился торжественно зачитать текст. Он почему-то вспомнил про школу, про те дни, когда были пустые уроки и он присутствовал на мессе и видел, как священник на алтаре с дискосами, потирами и чашами совершает таинства, сопровождая их бормотанием на латыни. И Адриа принялся читать нараспев и сказал: domina mea[353], это хорошо выдержанное вино из Приората[354] имеет сложный бархатистый вкус. В его густом аромате присутствуют нотки гвоздики и мореного дуба, что естественно, если учесть, в каких качественных бочках оно хранилось.

Он сделал Саре знак, и оба отпили из бокала так, как им показывал Макс в тот день, когда учил их дегустировать вина и когда они в конце концов едва не танцевали конгу[355] на столе в столовой.

– Ты улавливаешь аромат мореного дуба?

– Нет, я улавливаю шум машин с улицы Валенсия.

– Абстрагируйся от всего, – приказал Адриа, причмокнув языком. – А я… мне кажется, я улавливаю нотки кокоса.

– Кокоса?

Почему ты не рассказываешь мне о своих тайнах, Сара? Какой привкус у твоей жизни от событий, о которых я не имею понятия? Трюфеля или ягод? Или привкус ребенка, с которым я не знаком? Но ведь иметь ребенка – естественно, этого все хотят. Что ты имеешь против жизни?

Словно прочитав его мысли, Сара сказала: смотри, смотри, что тут пишет Макс: вкус вина из Приората – мужественный, сложный, интенсивный, мощный и ярко выраженный.

– Боже ты мой!

– Как будто пишет о жеребце!

– Тебе нравится или нет?

– Нравится. Но для меня крепковато. Мне надо бы разбавить.

– Несчастная. Макс тебя убил бы.

– Не надо ему говорить.

– Я могу наябедничать.

– Mouchard, salaud[356].

– Шучу.

Мы выпили, почитали стихи в прозе, которые Макс адресовал американским покупателям вин из Приората, с берегов Сегре, со склонов Мунсеня и не помню откуда еще. Мы были уже прилично навеселе – вместо того чтобы возмутиться оглушительным ревом мотора промчавшегося мотоцикла, мы покатились со смеху. Ты в конце концов стала пить из своего пурро разбавленное вино, да простит тебя Макс, никогда ему об этом не скажу. А я так и не решился спросить тебя про ребенка и беременность. Может, ты все-таки сделала аборт? От кого он был? И тут зазвонил проклятый телефон, который всегда звонит именно тогда, когда мне этого совсем не надо. Мне не хватало духу отказаться от него, но если вообразить мою жизнь без телефона, она наверно оказалась бы более сносной. Господи, сумасшедший дом! Да иду же, иду. Слушаю.

– Адриа?

– Макс?

– Да.

– Надо же! А мы тут как раз твое вино распиваем! Клянусь, Сара не пьет из пурро, слышишь? Мы начали с Приората, мужественного, интенсивного, мощного и черт его знает какого там еще… Слушай, Макс, спасибо огромное!

– Адриа…

– Такое вкусное!

– Папа умер.

– И книга – чудесная! И текст, и фотографии!

Адриа сглотнул слюну, до конца не осознавая смысла сказанного, и сказал: что-что? А ты, Сара, ты, всегда бывшая настороже, спросила: что случилось?

– Адриа, папа умер, слышишь?

– Какой ужас!

Сара встала и подошла к телефону. Я сказал: твой отец, Сара. И в трубку: Макс, мы сейчас приедем.