Я и ты

– Не поверишь, у меня голова закружилась, как вышли на улицу. На воздухе редко бываю, работы много. Сейчас с театром «Ромэн» связался. Обалдел. Костюмы, декорации, еще и занавес для сцены. Текучки столько, не успеваю разгребать. Все-таки давай попробуем пробиться. Ничего не теряем, не получится – вернемся.

– Славочка, я, между прочим, тоже из-за тебя от этих цыган обалдела. Моюсь в ванной, звонок. Кто это может быть, гостей не жду. Мишка в командировке, свекровь на работе, а бабка Мишкина в пансионат для старых большевиков укатила. Звонок разрывается, ну решила, что-то случилось. Набросила халат на мокрое тело, закрутила голову полотенцем и пошла. За дверью шум, гам, что-то поют. Открыла, и эта безумная орда как рванет в коридор и заорет: Слава Зайцев, Слава Зайцев! Ты что, не слышал, или тебя дома не было? Ужас! Если честно, струхнула, быстро нырнула к себе и изнутри заперлась. Чумовые какие-то, я не знала, что артисты шастают по Москве в своих национальных нарядах.

Теперь уж он один заразительно смеялся, и под его хохот мы свернули на Манежную улицу и направились в Александровский сад.

– Ой, Олюнчик, раз мы уже здесь… Знаешь, риск благородное дело. Вперед!

– Слушай, у меня идея. Болтаем по-английски. Ты иностранец, ни бельмеса по-русски, я – твоя переводчица. Если поймают? Пошутили, мол. Про Паперно им расскажем, пусть проверяют.

– Что проверяют? Что он тебя пригласил или про это?..

Входить в роль мы начали, когда, миновав могилу Неизвестного солдата с Вечным огнем, стали приближаться к огромным воротам. Слава выкрикивал: «Бьютифул, вери велл». Из сада никого не выпускали, заворачивали толпу к Манежу, но нас неожиданно пропустили. Проезд между Историческим музеем и Кремлевской стеной перегораживала плотная цепочка солдат. Они стояли молча и, если что, отсылали к капитану с повязкой, тот тоже особо не разговаривал, требовал пропуска или билеты. Была не была! Слава уже вовсю был в образе, по очереди обнимал солдат вместе с их командиром, поднимал вверх указательный палец и тараторил, как он «лав Москоу, Кремлин, рашн пипл», что «ол файн и экселент» (откуда такой словарный запас). Я тоже что-то ему там поддакивала по-английски и сожалела, что не выучила язык как следует в школе. Хорошо, что вокруг никто ничего не понимал.

– Мальчики, – взмолилась я уже по-нашенски, – мне бы его допереть до гостиницы, а я сейчас уписаюсь, в туалет смертельно хочу. И ноги отваливаются, все стерла, а этого поца британского еще гулять тянет, чтоб он провалился.

Сами солдатики во главе с их капитаном и еще какими-то людьми в темных костюмах, наверное, из охраны Кремля, кажется, просто опупели от любвеобильного иностранца в этом пестром одеянии, пропитанном насквозь духами, с этим шелковым зеленым бантом, который развязался и болтался на шее… Словом, капитан махнул рукой: пусть идут.

Мы радостно вздохнули и быстро удалились от цепочки (а вдруг передумают и вернут) в сторону Мавзолея. Там, в ожидании смены караула, скопилось немало настоящих иностранцев. Они вальяжно расхаживали по Красной площади, разглядывали витрины ГУМа, фотографировались у памятника Минину и Пожарскому. Кто-то, обойдя храм Василия Блаженного, оказался на Васильевском спуске, почти у гостиницы «Россия». Слава, еще глубже войдя в роль, подкатил к ним со своей ослепительной улыбкой и пытался заговорить на тарабарском языке, как бы сейчас сказали, суржике, смеси одесского с нижегородским, иногда, правда, проскальзывали и английские слова. Я еле сдерживала смех, а иностранцы на полном серьезе терпеливо его выслушивали, хотя разобрать ничего не могли. А Зайцеву и не надо было, чтобы его понимали, я не сразу раскусила его хитрющий маневр. Умница, молодец, сообразил: следующий кордон был как раз на Васильевском спуске, и ему было важно, чтобы его приметили, приняли тоже за «ихнего», как говорит моя свекровь.

– Ну, что, Ольга, пропоем «Интернационал», это есть наш последний и решительный бой. Вперед и с песнями. Эх, знать бы еще французский, английский мы уже освоили…

– Славочка, боюсь, все, писец! – прошептала я. – Здесь номер, чтоб я помер, не пройдет. Еще и автобусы подогнали, все перекрыли.

– Вы куда намылились? – окликнул нас внезапно появившийся из-за автобуса милицейский чин.

Как ни странно (правду говорят, что в опасную минуту человек собирает всю волю в кулак), на моем честном девичьем лице не дрогнул ни один мускул:

– Откуда вышли, туда и возвращаемся. Я переводчица, этого господина сопровождаю. Нас уже проверили у Исторического музея, и вы проверяйте, сколько угодно. Его группа, вон она, осталась смену караула посмотреть, а он уже все это видел, устал, отдохнуть захотел, и обед в ресторане заказан.

Слава в такт моим словам кивал головой и, едва раскрыв рот, лепетал: «Ай эм тайд, ай эм тайд».

– Пропусти, не врут, они с ними, я видел, – подошедший к нам другой милиционер кивнул в сторону кучки иностранцев, что продолжала осматривать храм Василия Блаженного.