Я и ты

– Вы уж меня извините, я мама вашего соседа, вот приехала из Иванова, а Славика нет. Можно я у вас в коридоре присяду, устала с дороги, да вы не беспокойтесь, мне бы только стульчик или табуретку.

Она, медленно стягивая платок с седой головы, еще долго извинялась, а я, глядя на нее, поражалась скромности неожиданной гостьи, наверное, ровесницы моей мамы. Сын – такая известность, можно сказать, вершина московского бомонда, а мать – стеснительная простая провинциалка.

Я еще не совсем обосновалась в Москве после переезда из Одессы и не ведала, как в столице поступают в подобных случаях, потому повела себя так, как принято у нас. Несмотря на все ее протесты, почти силой завела ее к нам в квартиру.

– Не волнуйтесь, мы услышим, когда он придет, – сказала я, но на всякий случай написала записочку и приколола к зайцевским дверям, обитым ярко-красным дерматином, на который был наклеен вырезанный из картона белый ушастый зайчик. То ли сам вырезал, а вероятнее всего, подарил кто-то из друзей или поклонников.

В общем предбаннике на три квартиры висело расписание недельных дежурств. Этим командовала третья соседка, Анна Тимофеевна. Каждый ее выход в коридор сопровождался недовольным ворчанием по поводу игнорирования новым жильцом правил социалистического бытия: Слава, когда подходила его очередь, забывал подметать и мыть пол. Весь погруженный в свое творчество, он не обращал внимания на такие пустяки. Анна Тимофеевна выдержать подобное пренебрежение к обществу не могла, каждое утро, как заведенная на всю катушку пружина, она караулила мою свекровь и изливала ей свой гнев:

– К нему целыми днями толпы ходят, я что, прибираться обязана после этого нескончаемого табуна? Не приму дежурство, пусть его дамочки расхлебывают, берут в руки тряпку, натоптали так, что не отмыть.

Наша смена убираться была после Анны Тимофеевны, и это еще больше злило ее. Моя свекровь не терпела ссор, со своим покладистым характером, даже когда жила в коммуналке на Маросейке, ей удавалось обойтись без них. Чтобы избежать скандала, она предложила поменяться дежурствами. Расписание в тот же день было изменено, теперь мы дежурили следом за новым соседом.

Но это случилось позже, а сейчас я еще не успела закрыть нашу дверь за Славиной матерью, как, воспользовавшись моментом, Анна Тимофеевна в очередной раз пропела свою арию. Про недостойное поведение, барские манеры. Ишь, какой важный, ручки боится замарать, а мы, значит, холуи, грязь должны за ним таскать. Мария Ивановна, так звали Славину мать, все это услышала, занервничала, попросила тряпку и ведро, чтобы помыть пол, как положено, но свекровь не позволила:

– За вечер ничего не случится, и воскресенье сегодня, а завтра с утра вместе приберемся. Давайте с вами чайку попьем, что-нибудь перекусите. Вы ведь давно из дома, наверное, проголодались.

Мы усадили гостью за круглый стол в комнате. Свекровь поставила перед ней стакан чая, придвинула блюдце с вишневым вареньем и на тарелочку положила своих фирменных блинчиков с мясом. Мария Ивановна отхлебнула лишь несколько глотков и под общие уговоры осилила с трудом один блинчик. Она долго и пристально смотрела в окно, потом не выдержала и испросила разрешения подойти к нему поближе. Уже немного стемнело, но все равно еще хорошо все было видно. Я тем временем занималась в ванной стиркой. Большое постельное белье мы относили в прачечную, что была в первой высотке по правую сторону Калининского проспекта, сразу за церквушкой, а уж мелкими вещами занимались дома. По нескольку раз я их перестирывала, полоскала, пыталась если не перещеголять, то хотя бы добиться той идеальной белизны, которой без проблем достигала моя свекровь.

Ох уж эти воротнички и манжеты! Почему у моего мужа они за пару дней выглядят, как будто он вагон угля где-то на пакгаузе выгрузил? Ведь кроме шариковой ручки, пишущей машинки и руля «жигулей» больше ни к чему не прикасается. Так, опять пальцы стерла в кровь, огнем печет, хоть и пользуемся немецким порошком, но, видно, на все нужна сноровка. Этим я похвастаться, увы, не могу. За стирку в Одессе отвечала всегда бабушка. Потом к ней присоединилась мама, когда вышла на пенсию. Поэтому у нас с сестрой не было вообще никаких проблем. Не успели скинуть с себя одежду, как уже все отстиранное и наутюженное у каждой на полочке выложено, платья в шкафу, как солдатики, готовы к парадному выступлению.