Я и ты

Генерал-губернатор Новороссии Потемкин пригласил к возведению в степи Одессы выдающегося человека, можно сказать, гражданина мира испанца Де Рибаса, которого справедливо причисляют к одному из первых и главных строителей города. Заслуги его оценены захоронением не где-нибудь, а в самом Петербурге. На смену де Рибасу, продолжив его дело, пришла другая, не менее колоритная, личность – француз Ришелье, который за двенадцать лет правления тоже внес значительную лепту в преображение этого края, возглавив его после Потемкина. И все это вместе невозможно вычеркнуть из памяти, из славной истории России.

Соотечественник Ришелье, Наполеон Бонапарт, общепризнанный национальный герой Франции, чью могилу в самом центре Парижа посещает весь мир, в молодости мечтал попасть на службу в Россию, и не к кому-нибудь, а именно к князю Потемкину. Как, впрочем, и немало других европейцев, так что в этом Наполеон не был оригинальным. Что привлекало корсиканца? Наверное, то обстоятельство, что некоторые его соотечественники в России состоялись как яркие личности, стали у себя на родине выдающимися гражданами. Так почему не последовать их примеру, почему не избрать тот же – через Россию – путь к восхождению?

С этой затаенной мыслью Бонапарт, на волне революционного массового подъема народа, отправился ее реализовывать, имея конечной целью стать властелином мира. Вот уже перед ним склонила голову колониальная Африка, не устояла и Европа. Наполеону этого показалось недостаточно. Алчный, обнаглевший, жадный до чужих территорий, он решил, что для него не существует и границ России, пора и ее завоевать.

Что из этого вышло – известно. Сам он еле ноги унес в рваных обмотках вместо надраенных до блеска сапог, а тысячи французских солдат остались навечно в русских снегах, ощутив на себе в полной мере всю прелесть настоящего русского мороза. Им было не до любования красотой нашей природы; Бородино, горящая Москва, река Березина и другие памятные места стали для них адом.

Разоренная войнами, обескровленная и пораженная смертельными болезнями Франция лежала посреди Европы и источала смрад. Кто помог ей? Кто протянул руку помощи? Тот, на кого она и осмелилась пойти этой смертельной для себя войной. Россия помогла. Царь Александр, внук Екатерины Второй, уговорил герцога Ришелье оставить пост новороссийского генерал-губернатора, вернуться домой и в ранге премьер-министра принять на себя руководство страной в период Реставрации. Ришелье сделал это скрепя сердце, он уже этим сердцем прикипел к Новороссии, к Одессе, вынашивал новые планы в отношении ее. К сожалению, его мечта вернуться в Россию, в любимую Одессу, не сбылась, но добрая память об этом человеке увековечена красивейшим памятником у начала Потемкинской лестницы. Как увековечена память де Рибаса в названии знаменитой главной улицы города. Наконец, как увековечена память самой Екатерины в мощном скульптурном ансамбле.

А вот про светлейшего князя Григория Александровича Потемкина-Таврического с его трагической судьбой забыли. Но не должны же мы быть Иванами, не помнящими родства. Пора вернуть доброе имя человека, роль которого в истории государства российского столь велика. Справедливость должна восторжествовать. И на земле Таврии, им отвоеванной, им отстроенной, и в Севастополе, городе вечной славы русских моряков, им созданном, да и во всей России это звучало бы вечной благодарностью.

В нашем доме поселился замечательный сосед

Ну, все, за Одессу вспомнила и еще, Бог даст, не раз вспомню, от сердца отлегло. Внутренний голос требует: Ольга, ты ведь уже москвичка, пора переключаться, вдыхать полной грудью столичный воздух, тем более что в соседнюю квартиру по обмену, как в известной песенной строчке, вселился новый сосед. Моя свекровь его первой увидела в общем предбаннике, когда он выходил из дома, и все без умолку щебетала: «Он такой, он такой… Тебе не передать». Какой же он на самом деле, добиться от нее я никак не могла, что еще больше меня заинтриговало.

Новоселом оказался известный всем модельер Вячеслав Зайцев. Естественно, мне ужасно любопытно было с ним познакомиться. Однако мы, хоть и рядом жили, дверь в дверь, но в то же время как бы в разных временных измерениях. В семь утра меня уже ветром сдувало в метро по динамической трубе нашего переулка, потом толпой выбрасывало у Киевского вокзала и так же вносило в 91-й автобус, из которого на Потылихе мы ручейком втекали в проходную конторы, где я работала. Та же проходная меня не раньше восьми вечера выплевывала. Еще хорошо, когда в восемь, часто бывало и позже.

В общем, по закону подлости повстречаться с легендой отечественной моды мне долго не удавалось. Случай, как это всегда бывает, представился весьма неожиданно. В воскресенье, в мой единственный выходной, стук, а затем и звонок в дверь. На пороге пожилая женщина: