Когда открывала глаза, была абсолютно уверена, что очнусь у себя дома, то есть в московской квартире, и рядом обязательно будет сидеть бабушка и держать за руку. Но меня ждало разочарование. За руку меня вообще никто не держал. Меня прижимал к себе Отто. И он снова куда-то шел. Очень быстро и большими шагами. И от этого здорово меня сотрясал. А сзади бежал врач. Тот самый, что обещал, что вернет меня любовнику целой и невредимой. Мне его слова в тот момент вспомнились, и от этого очень хотелось исхитриться и посмотреть, все ли у меня было на месте. Но сделать это никак не получалось. Почему? Наверное, действовал еще наркоз. Да, я помнила, что меня хотели разобрать на органы и для этого в вену ввели сильное лекарство.
Он привез меня не в загородный дом. Мы оказались в какой-то другой квартире. Потом уже вспомнила, что у Отто была собственность и в городе. По всей видимости, мы приехали туда. Когда он положил меня на кровать, к конечностям начала возвращаться чувствительность и подвижность, и мне удалось немного пошевелиться, чтобы лечь удобнее.
— Замри! Не спеши шевелиться. Кто знает, что они тебе вкололи и сколько? Так может и сердце остановиться от перегрузки. И молчи! Я сейчас тоже не в том состоянии, чтобы разговаривать.
— Но…Отто…ты говорил, чтобы доверяла тебе.
— Молчи, я сказал! Я все улажу. Не волнуйся. Мне надо только время. Детка! Все дело в нехватке времени. Ты меня слышишь? Мне срочно надо что-то придумать. Погоди! Сейчас можно полагаться только на семью. Точно, надо звать Грина. Он великий разгильдяй, но в трудный момент никогда не подводил.
И он оставил меня в спальне одну более чем на десять минут, наверное. А когда вернулся, сел рядом и молча смотрел на меня. И еще взял мои озябшие ладони в свои теплые руки и как грел их, поглаживая и изредка целуя. Долго мы так сидели, пока не приехал его младший брат. Отто пошел открыть ему дверь, а я вся подобралась и приняла сидячую позу, подложив под спину и голову обе подушки с кровати.
— Где она? — услышала я голос Грина из прихожей.
А в следующую секунду он уже входил в спальню. Порог пересек решительно, а дальше резко остановился и, заложив руки в карманы комбинезона, привалился к стене боком. Несколько минут он только смотрел на меня, и не могла понять, что выражал этот его странный взгляд единственного глаза. Тревогу? Настороженность? Любопытство? Раздражение? Пожалуй, все это было в том взгляде одновременно, смешавшись в единое целое и даже что-то еще. И я вдруг поняла, что у меня снова побежали мурашки по коже, как уже было недавно в гостях у их отца.
— И как ты мог допустить такое, брат? — проговорил вдруг совершенно глухим голосом, будто это и не он вовсе. А смотрел при этом только на меня, всю съежившуюся от этого его взгляда. — Ты! Кто всегда считался лучшим из нас! И не смог гарантировать безопасность своей женщине? Как же ты так просчитался, Отто?! Что можешь сказать теперь в свое оправдание?
— Я, все же, подоспел вовремя! — как огрызнулся на него Отто.
— Это как посмотреть. Лекарство они успели в нее закачать и, так понимаю, немалую дозу. Как оно ей аукнется, еще только в будущем узнаем. Ты вызвал врача на дом?
— Нет! У меня нет на это времени!
— Ты с ума сошел?! Давай, я его вызову сейчас.
— Повторяю тебе, нет на это времени. У меня к тебе другое предложение. Пойдем, выйдем в другую комнату.
— Ну, давай свое предложение скорее, а потом я, все же сам займусь врачеванием, — и Грин вышел следом за братом из спальни.
Сколько они беседовали наедине, не могла точно сказать. Я, похоже, задремала. Натянула на себя край пушистого покрывала и немного заснула. Разбудили меня их громкие голоса из соседней комнаты. Выходило, что снова принялись о чем-то спорить.
— Ты даешь мне слово? Я верю тебе, брат, — разобрала только эту фразу, произнесенную Отто, и они снова начали говорить в умеренных тонах.
А потом они пришли ко мне. И лицо Грина было даже более хмурое, чем у его брата, когда у него совсем не ладилось с настроением. Отто же, вроде немного расслабился. Не показался он мне теперь таким напряженным, как в первый момент моего пробуждения от наркоза. Но дальше началось твориться такое, что мой разум не мог происходящее переварить.
— Детка! Ты поедешь сейчас к Грину. И он станет заботиться о тебе. Это только на некоторое время. Так надо. Поверь, — а глаза его вдруг превратились из серых в стальные. — Я подписал все бумаги, и ты станешь принадлежать по ним ему. Ты слышишь меня? Скажи, хоть что-то. Или ладно, молчи. Так даже лучше. Потом я тебе все объясню, и тогда поймешь, что иначе поступить было никак не возможно. А теперь забирай ее, Грин. И смотри за ней в оба. Она та еще штучка, поэтому у тебя, помимо прочего, стоит задача оберегать ее еще и от самой себя. Слушайся моего брата! Он на нашей стороне и желает тебе только добра.