– Никоим образом, – говорит она. – Вот-вот произойдет что-то очень значительное.
Опорожняя мочевой пузырь в засорившемся туалете рекреационной придорожной зоны в Коннектикуте, я решаю, что лучше было мне оставаться в Чилмарке – утренние прогулки с Ральф, игры с апортом, походы на рынок. Я решаю, что мой отец был сном, Глория Фостер окажется тупиком, а вся эта поездка – приключение, как Сэм нравится это называть – ни к чему не приведет.
Но у меня нет никакого плана – негде спрятаться, некуда бежать. Нет никого, кому я мог бы позвонить из таксофона, стоящего позади автоматов с газировкой. Я не того типа человек, чтобы добираться автостопом обратно до парома, да и куда угодно, если уж на то пошло, хотя полагаю, что у меня не должно быть никаких причин бояться. Когда случается самое худшее, не остается ничего такого, чего следовало бы бояться. Я не уставал удивляться, почему моя мать не понимает той свободы, которая приходит вместе с утратой. Теперь я понимаю: всегда остается чего бояться.
Я гляжу в щель между дверью и дверной петлей: какой-то мужчина помогает сыну вымыть руки; мальчик все жмет и жмет на кнопку раздатчика с мылом, пока мыло не образует розовую лужу в раковине. Мужчина постарше, седой, бородатый, сутулый, в вельветовых брюках и кроссовках, ополаскивает лицо водой. Подросток – черный тренч, черная подводка вокруг глаз – сталкивается с пожилым мужчиной. «Простите», – говорит тот, хотя и не сделал ничего плохого. Раздатчик бумажных полотенец пуст, а фен-сушилка сломан; он пытается досуха отряхнуть руки, сдается, уходит.
Это я – через тридцать лет.
О чем думаешь, тем и станешь, сказал бы прежний я.
Просите – и дано будет вам [8] .
Прежний я попытался бы спасти этого пожилого мужчину, заставил бы его выпрямить спину, заставил бы его улыбнуться, почувствовать себя на десяток лет моложе, и все это – просто показав ему, как изменять свои мысли.
Прежний я попытался бы спасти меня нового.
Я стою в кабинке двадцать минут – недостаточно долго, чтобы составить какой-то план, но достаточно, чтобы меня замутило от запаха.
Достаточно, чтобы оказалось, что Сэм ждет меня снаружи туалета.
– Я уж забеспокоилась, – замечает она.
– Ты что же, думала, что я брошу Ральф?
Она смущенно смотрит на меня.
– Я просто подумала, что, может быть, тебе стало плохо.
– Мне и есть плохо, – сообщаю я ей. – Думаю, нам следует вернуться.
– Я хочу, чтобы ты меня выслушал. Я обещаю тебе, я тебе клянусь, что мы найдем ее, и, когда мы это сделаем, это будет что-то значить.
У меня возникает внезапное желание сесть на пол: отказаться двигаться и разговаривать. Или так – или биться головой о стену.
– Значить – что?
– Не знаю, – говорит она. – Как раз это мы и собираемся выяснить.
– Все это имеет отношение только к твоему брату.
– Не все, – возражает она.
Пожилой мужчина, которого я видел в туалете, блуждает от автомата с конфетами к автомату с газировкой, вытирая ладони о брюки. Лезет в карман за мелочью, роняет монеты на пол, нагибается, чтобы подобрать их, не может дотянуться, загоняет монеты под автомат. Я нащупываю мелочь в своем кармане. Больше всего на свете я хочу, чтобы этот человек получил свою газировку. Я не желаю знать его историю, но если бы я только мог заставить автомат выдать ему то, что он хочет!.. Как раз в тот момент, когда я об этом думаю, когда формулирую намерение, мужчина протягивает руку и нажимает кнопку, и автомат, хотя мужчина не бросил в него ни одной монетки, выдает ему банку апельсинового напитка.
– Я вышел в отставку и больше не помогаю людям, – говорю я.
– Мне не нужно, чтобы меня кто-то спасал.
– И какой же помощи ты ждешь от
– Я просто знаю, что тебе необходимо быть там.
– Скажи мне где.
– Еще через четыре часа.
– Скажи мне.
– Ладно, – говорит она. – В Пенсильвании.
– Где именно в Пенсильвании?
– В Ланкастере.
– В Ланкастере?
– Ты когда-нибудь бывал там?
– Однажды, когда был мальчишкой – ездил на уикенд с родителями.
– Случилось что-нибудь странное?
– Ничего такого, что бы мне запомнилось.
– Так вот, туда мы и направляемся.
– У тебя есть адрес?
– Нет.
– Хотя бы улица?
– Не совсем…
– Тогда откуда нам знать, куда нужно ехать?
– Это дом возле кладбища.
– Ты представляешь, сколько домов может стоять возле кладбища?
– Да, но эта улица – во сне, я имею в виду – была зеленой. Машины, дома, больница через улицу. Мой брат стоял посреди улицы, и все на ней стало зеленым.
– Ну и что?
– Может быть, это Грин-стрит.
– И это наш, с позволения сказать, ориентир?