Но у Люси с Винсентом была своя собственная тайна; они рассказали мне о ней одним февральским утром, на следующий день после того, как мы вернулись с Мартас-Винъярд. Мы взяли их с собой на Люси-Винсент-бич; Кэри сказала им, что пляж назван в их честь, и мы вырезали их имена на скале.
Мы были дома в Бруклине, сидели у окна, наблюдали, как белки скачут с ветки на ветку, и в этот момент над нами пролетел самолет; мы смотрели, как он исчезает в облаках, вновь появляется, потом вновь исчезает.
Люси отошла от окна.
– Она боится, – пояснил Винсент.
– Тебе тоже следует бояться, – сказала Люси.
– Ну а я не боюсь.
– А почему ты боишься? – спросил я ее.
– Потому что он разобьется, – сказала она.
– Я не думаю, что он разобьется, – возразил я.
Она снова подбежала к окну, посмотрела на самолет, исчезающий из виду.
– На этом самолете три человека.
– Наверное, больше трех, – усомнился я.
– Трое, – настаивала она. – И он упадет, и они умрут.
– Мой отец умер, – вставил Винсент.
– Да, – сказал я. – Мне очень жаль.
– Не волнуйся, – успокоила меня Люси. – Ты же не на этом самолете.
– Но тебя там тоже нет.
– Нет, я там.
– Люси, – возразил я, – ты же здесь, – и погладил ее по голове, словно для того, чтобы доказать, что она на самом деле здесь.
– И Винсент тоже на этом самолете, – упорствовала она.
– Перестань так говорить, – сказал он.
– Так классно, когда поднимаешься, – продолжала Люси, – но потом случается что-то плохое.
– Вели ей прекратить, – сказал мне Винсент.
– Люси, – укорил ее я, – ты расстраиваешь брата.
– Это было давным-давно, – сказала Люси.
– Я не хочу об этом говорить! – воскликнул Винсент.