Я есть Любовь!

Мы оба смеемся. Я объясняю ей, что не забыл про штанишки*, просто художник так решил подать свою идею.

– Ты в таком виде просто Аполлон, – улыбается Тата. – Весь зал будет у твоих ног. Я не понимаю. Как тебе удается быть на сцене таким сияющим и ярким, а в жизни…

Тата замолкает и прикусывает губу. Мне становится жалко ее. Она смотрит на меня виновато. Я знаю, что в жизни я серая мышь. Я мрачен и неразговорчив. Просто танец для меня – это сказка, и я перевоплощаюсь в сказочного принца.

– Только вот принцесса у тебя… – Тата замолкает и подозрительно смотрит на вошедшую костюмершу.

Я знаю, что она имеет в виду. Матильда и правда стара, и рядом со мной она выглядит надутой куклой, но я не могу просить, чтобы ее заменили на кого-то еще.

– А почему ты не попросишь, чтобы «Жизель» танцевала Павлова? – говорит Тата, пока мы пьем кофе в буфете. – Мне помнится, она смотрелась с тобой прекрасно.

Я знаком с Аннушкой, и мы танцевали с ней в Париже. Она вовсе не похожа на Матильду. Она молода и легка, и в танце она смотрится как неземная нимфа. Я соглашаюсь с Татой, что хотел бы танцевать с Павловой, но просить про это не стану. В результате мою просьбу дирекции театра передают Фокин и Карсавина.

Матильда в гневе. Я чувствую это, даже проходя мимо ее гримерки. Но я надеюсь на ее великодушие и здравый смысл. Мне двадцать два, и когда я танцую любовь с тридцатидевятилетней приземистой женщиной, это смотрится ужасно.

Это был мой первый провал. Вернее не мой, а всего спектакля. Но пострадал за это только я. Как только я вышел на сцену в одном обтягивающем трико без штанишек, публика в зале зашепталась. Я не обращал на это внимания и продолжал танец.

– Вацлав, мне жаль, но по личному приказу ее императорского величества за непристойный вид на сцене вы уволены, – говорит мне директор театра через пару дней.

Я удивлен. Ведь я просто надел костюм, который создал Бенуа. В Париже никто не обратил особого внимания на трико. Почему меня увольняют?

– Дорогой, неужели ты не понял? – вздыхает Тата. – Это месть Матильды. Ты же знаешь, какую власть она имеет над великими князьями.

Я слышал про это, поэтому решил, что мне нет смысла с ней тягаться. Я решил устроиться в другую труппу и танцевать там.

– Просись к Дягилеву, – советует мне Тата. – Он сейчас в Петербурге. И я думаю, что он не откажет тебе. Ты очень талантлив. Пожалуй, ты один из самых талантливых танцоров, каких я знаю. Мы же с тобой танцевали в его «Русских сезонах». Фокин ставит сейчас для него миниатюры. И Бенуа тоже работает на него.

Мне нравилось работать с НИМ в «Русских сезонах», но я боюсь ЕГО просить. Но Тата настаивала.

Я несколько раз брал трубку телефонного аппарата, но как только телефонистка просила меня назвать номер, я кидал трубку на рычаг. В нашу первую встречу ОН произвел на меня впечатление человека великого и мощного. Не смотря на ЕГО средний рост, ОН казался мне огромным Колоссом, возвышающимся над всеми. Я робел и никак не мог назвать телефонистке ЕГО номер.

– Дягилев у аппарата, – слышу я в трубке ЕГО уверенный голос.

Я представился и попросил о встрече. ОН любезно согласился и заметил, что возмущен решением театрального совета о моем увольнении.

– За вас стоило биться даже с царскими особами, Вацлав, – говорит ОН за ужином. – Они не понимают, какого артиста потеряли. Но мне это только на руку. Я давно собирался навестить вас и предложить уйти из театра и работать в моей труппе постоянно.

Я сижу и молча ковыряю вилкой в куске рыбы. Я хочу, чтобы ОН не заметил, что в жизни я не такой, как на сцене. Поэтому, когда ОН говорит о пунктах договора, который я должен буду подписать, я задаю несколько вопросов. Конечно, они глупы и смешны. Я ведь совершенно не разбираюсь во всей этой коммерции, но ОН только улыбается мне и объясняет все то, что я не понял.

– Ваше дело, Вацлав, – это танец, – говорит ОН. – Это единственный пункт, который вы должны понимать. Мое дело – обеспечить вас гастролями, подобающим обслуживанием, костюмами, декорациями и музыкой. А вы просто будете делать то, что умеете лучше всех. Танцевать!

* Штанишки надевали танцоры поверх трико. Это был обязательный атрибут одежды танцоров-мужчин.

========== Глава 12 ==========

Я чувствую ЕГО приближение… Вот ОН едет в авто и смотрит в окно. Оно приоткрыто, и ветер играет с седой прядью в ЕГО волосах. ОН сжимает рукой набалдашник трости, а на ЕГО пальце поблескивает кольцо. ОН улыбается краешком губ, и глаза становятся хитрыми, а вокруг них образовываются мелкие морщинки.

Авто останавливается возле дома. Услужливый водитель открывает дверь, и на тротуар уверенно становится нога в до блеска начищенном черном ботинке. Потом трость. И вот, наконец, и ОН сам, собственной персоной. ОН надевает на голову цилиндр и поднимает глаза к окну второго этажа…