Я дрался в СС и Вермахте

В спешном порядке нас вывели из лагеря. Наше место заняли солдаты Ваффен СС, готовившиеся к обороне. Мы получили приказ: по льду — стоял двадцатиградусный мороз — переправиться на другой берег и двигаться на Позен. Уже через несколько километров люди, непривычные к тяжелым маршам, начали отставать. Строй распался. Марш, поначалу организованный, обернулся беспорядочным бегством. Бежали мелкими группами. Когда я с несколькими товарищами, измученный, голодный и оборванный, наконец добрался до Позена, там уже знали, что мы понесли большие потери. Многие не смогли оторваться от русских. Люди попали в плен или погибли. Наша часть, как я тогда думал, больше не существовала.

В самом Позене удивительным образом не было видно ни одного солдата вермахта. В лагере, куда нас определили, находилась лишь необученная молодежь. Я пробыл в нем недолго, вскоре получив командировочное предписание в Регенсбург. Командировка была выписана без даты прибытия, и я воспользовался этим, чтобы побывать дома. На всякий случай у меня было готово оправдание: мол, опоздал на поезд или поезда не ходили, хотя они и ходили в то время еще совершенно нормально, по расписанию. В дороге меня, однако, никто не проверял, и по прибытии на новое место службы мне также никто не задавал вопросов. Так что врать не пришлось. В Регенсбурге меня повысили в звании, я стал оберформаном (21 февраля 1945 года). Здесь же я получил неожиданное задание — кому ни рассказываю, чем я занимался в конце войны, все только качают головой.

Мне выделили десять человек, с ними я отправился в селение под Регенсбургом. Нас устроили в местной школе. Спали на полу, укрывшись шинелями. Питание обеспечивал бургомистр. Наутро появился старший лесничий, мы поступали в его распоряжение. Тут-то и выяснилось, что нас прислали для заготовки крепежного леса. Лесничий показал нам, как будет помечать деревья, мы же должны были их валить, очищать от веток и сучьев, распиливать и аккуратно складывать штабелями. Не сдержав удивления, я спросил: «Кому это сейчас нужно?» Он ответил: «Сам не знаю. Но приказано — будем заготавливать». Так и получилось, что где-то шли смертельные бои, а я с десятью крепкими молодыми ребятами занимался заготовкой крепежного леса.

Все когда-то кончается, завершилась и эта командировка. Возвратившись в Регенсбург, я доложил о выполнении задания. Парней, бывших под моим началом, отправили по домам ждать призыва в вермахт, мне же было приказано направляться в мою старую часть. «Но ее уже нет!» — удивился я. Оказалось, ничего подобного, моя часть была жива и дислоцировалась в Эрерсбахе, Оберпфальц — название местечка я слышал впервые.

Сейчас его уже не найдешь на карте: при расширении рейнско-майнского канала в 1960-е годы оно было затоплено, жителей переселили. Тогда же это была беспросветная глушь. В стороне от дорог. Нравы патриархальные. Население — старики, женщины, дети — католическое, церковь пользовалась непререкаемым авторитетом. В сравнении с Берлином — другая планета.

В части я был встречен как родной. По случаю возвращения блудного сына 1 апреля 1945 года меня произвели в хауптформаны — выше по рангу были только постоянные служащие RAD, получавшие зарплату. Впрочем, и того, что я получал как хауптформан — одну марку пятьдесят пфеннигов в день — в то время вполне хватало: булочка стоила пять пфеннигов, сдоба — десять пфеннигов. Мне отвели место для проживания в бараке начальства, чем я — мне только что исполнилось восемнадцать лет — невероятно гордился.

Неподалеку от нас располагалась эсэсовская часть. Никакой охоты за дезертирами, тем более ни одной казни лично я не наблюдал. И не слышал ни о чем подобном. Да и в тех католических местах подобные расправы были вряд ли возможны: они обязательно привели бы к возмущению населения.

Вскоре по прибытии мне пришлось стать свидетелем трагических событий — массированного налета авиации противника на соседний городок Ноймаркт, где находились какие-то оборонные предприятия. Это было, помнится, в конце марта, во второй половине дня. По инструкции, при воздушной тревоге нужно было запереть все двери бараков, очевидно, чтобы создать у летчиков впечатление, что лагерь покинут, и проследовать в убежище — крытые окопы за пределами лагеря. Вся армада, летевшая на Ноймаркт, прошла в низком полете над нашими головами — незабываемое зрелище. Я насчитал где-то 250 американских и канадских тяжелых бомбардировщиков, за точность, конечно, не ручаюсь. Несмотря на то что двери мы позапирали, они все же скинули на нас пару бомб, разорвавшихся в лесу неподалеку и не причинивших никакого вреда. Городу, до тех пор не тронутому войной и совершенно беззащитному — там не было ни одной зенитки, наши самолеты уже давно не показывались,  — повезло меньше. Очевидцы рассказывали, он был превращен в пустыню.