Я должен все исправить

Сколько раз Игорь Константинович говорил ему:

— Семен Владимирович вспомни, что ты еще забыл сделать.

— Да, помню, — отвечал Тихонов, — мне нужно, во чтобы то ни стало, найти для себя стоящую работу. Почувствовать от этой работы удовлетворение. Эта работа должна хорошо оплачиваться. Мне необходимо жить нормальной жизнью, как это было раньше. — Но — это были слова. Он в глубине души надеялся, что не все еще потеряно. Тихонов ждал, когда его предложения дирекцией института будут рассмотрены и с чем черт не шутит, приняты к действию.

Глава 17

Долгая жизнь в Москве никак не повлияла на характер Семена Владимировича, хотя он осунулся, погрузнел, в волосах его появилась седина, но в душе Тихонов оставался все тем же сельским жителем.

Упрямство, с которым его земляки стремились везде и во всем лидировать, гнездилось в сердце Тихонова. Он не мог признаться им в своем поражении. Игорь Константинович это понял, когда побывал в селе на родине Семена Владимировича. Слова, сказанные Тихоновым сгоряча, были желанием оправдаться, перед другом. Признать себя свиньей он мог в том случае, если бы снова забрался наверх. Для него было важно, каясь испытать чувство, которое испытывал тот известный генерал перед своими земляками, звеня орденами и медалями. А так как он такого состояния в настоящий момент достигнуть в ближайшем будущем не надеялся, покаяние им переносилось на неопределенное время.

В научно-исследовательском институте творилась неразбериха. Разговоры о банкротстве НИИ поломали весь распорядок дня Тихонова. Не только он один, но весь «народ» на работу в институт ходил, как хотел: Семен Владимирович, например, появлялся у себя в отделе к двенадцати часам. Некоторые из его товарищей приходили еще позже. Дни тянулись в основном в разговорах. Все были обеспокоены: витала мысль о сокращении. Перспектива отправиться на биржу труда никого не устраивала. Контингент сотрудников был не тот, чтобы что-то менять в своей жизни.

В последнее время Семен Владимирович нехотя выходил из дома. С какой-то странной тревогой он покидал его стены.

Первым чуть свет, едва позавтракав, убежал к себе в университет Григорий. Он был рад переменам. И с удовольствием ходил на занятия. Следом за ним ушла на работу Елена Петровна, прихватив с собой детей, чтобы по пути забросить их в школу. И лишь самым последним медленно, неторопливо за дверь не вышел, а правильнее сказать выполз Семен Владимирович.

Ожидание перемен мучило его. Кое-какие слухи ходили, но им Тихонов не верил, понимал, откуда они.

Институт, располагался компактно, имел огромное двадцатиэтажное здание, возвышавшееся над прилегающими корпусами лабораторий, цехов и экспериментальных участков. Работа его была немыслима без большого лифтового хозяйства. Кабины, без конца сновавшие верх и вниз были своего рода артерией и служили не только для функционирования организма НИИ.

Новость о том, что все будет нормально, была кем-то когда-то подслушана в лифте.

Люди с радостными лицами передавали ее друг другу:

— Господа, не беспокойтесь, директор решил поступить благородно. Выгонять никого не будут.

— Пусть так, — думал Семен Владимирович, забираясь в автобус, — но где же тогда администрация возьмет деньги, хотя бы для того, чтобы погасить долг по зарплате. Неужели она согласна отдать часть средств, получаемых от аренды помещений, вряд ли? Продолжать тащить подобно буксиру тяжелую ненужную баржу — «науку» ей тоже не выгодно это идти ко дну — лучше ее бросить. Только тотальное увольнение сотрудников могло изменить ситуацию — это понимал каждый, хотя и цеплялся за любое обнадеживающее слово.

В автобусе, в который Семен Владимирович заскочил — было полупустынно. Час пик уже прошел. Раньше он, вливаясь в поток спешащих людей, толкаемый со всех сторон, приходил в себя, настраивался на рабочий лад. Сейчас Семен Владимирович ехал в полусонном состоянии. Редкие пассажиры, расхолаживали его.

Добравшись до института и поднявшись на лифте на свой этаж, Семен Владимирович, оказавшись у себя в комнате, плюхнулся в кресло. Он долго сидел, приходил в себя.

Было время, он работал вместе со своими сотрудниками, в небольшом отдельном помещении. Его кабинет был отделен стеклянной перегородкой. После того, как отдел формально, развалился и Семен Владимирович остался один, его запихнули в большую комнату, где и без того сидело достаточно людей. Роптать он не мог. Договоров было — раз-два и обчелся.

Двух тумбовый стол, который он перетащил из своей комнаты и кресло — это все что у него оставалось от той прошлой жизни, когда институт процветал. Еще, конечно, было много всякой технической литературы: книг, брошюр, всевозможных документов и бумаг, накопленных за долгие годы работы.

Место, где расположился Семен Владимирович было удобным. Он сидел вдали от прямых назойливых взглядов посетителей — препятствием служил громоздкий шкаф. В него Семен Владимирович при переезде затолкал почти все свое имущество.