Я, Дикая Дика

— Патрон, это вот Дикая Дика! Сегодняшняя наша гостья, — и Шут многозначительно подмигнул мне. Я сдавленно улыбнулась «падре», он сел рядом, пристально разглядывая меня. Что-то тяжелое до невыносимости неуловимо роднило его с Шутом. Я вгляделась насколько позволяли приличия, и поняла — у них глаза застывшие, не движутся, зрачки огромные, и чтобы разглядеть что-то, они не глаза, а голову наклоняют! Блин, во попала в гадюшник к героиновым! И эта неадекватность девок…

— Дика, значит так! Я — Патрон Дурь! — заговорил чувак в сутане, расплетая косички. Голос глубокий и мягкий, обволакивающий и баюкающий, но в то же время возбуждающий — вампирский, как сексуальное желание во сне. Но я бы побоялась с ним спать… Даже после Ветра. Его я уже знаю, а этот на что еще горазд?..

— Ты извини, я буду говорить и имидж наводить, а то времени не остаётся!

Я кивнула, как можно вальяжней — «да мне-то что»! Тока меня не трогайте, дайте вечер пережить!

— Да расслабься! Шут, дай-ка принцессе коньячку!

Потянувшись за предложенным, я заметила, как тёмно-медная презрительно передёрнула плечами, жирно крася губы над карманным зеркальцем. Ревнует!

— Да-да, Айрин, конечно, принцесса здесь ты, но наша гостья — тоже не из простых! — кивнул Дурь, будто у него что спросили, а Шут повернулся и шлёпнул ревнивицу по заднице. Та моментально развернулась и въехала с размаху отличную оплеуху. Эх, мне бы так Ветру, хоть разок! Рука у дуры не поднимается… Шут только расхохотался. Я смотрела, рот открыв и забывая отхлебнуть, на всё это: вот «Чувак в гуглах» гуглы снял, бородку пригладил и принялся палочки барабанные ножичком скоблить. Вот принцесса Медная как ни в чем ни бывало продолжила наводить штукатурку, очень густо. Вот Дурь с понтом дела золотым гребнем космы свои невероятные дерёт — оказалось, у него выбрит ирокез и сзади пряди очень длинные. Достал проволочку, начал перед другим зеркалом ставить роскошный гребень. Девица черная волосы распустила — я чуть не упала — чуть не до полу, и две длиннющие, длиннее других волос синие пряди. Ох, какие они все необычайные, роскошные, колоритные и гордые! Я весь свой болезненный скептицизм растеряла! Мне всё больше здесь не нравилось — я-то кто? Лишь Шут просто медленно покуривал, затягиваясь чудовищно глубоко, будто великий смысл видя в этом процессе, Джа с ним! И какую-то непонятную траву — дымок переливается от синеватого к болотно-зелёному.

— Джойс, солнышко мое скрипичное, подай, плиз, детка, воск для хайров! — на столь длинную речь, чёрная не оборачиваясь резко протянула банку «Taft» Дурю. Ну, блин, я фигею всё больше! Марафет дальнейший они наводили молча и в сосредоточенной тишине. Я успела порядком поднабраться, размышляя, кто же первый из них меня сегодня трахнет — ведь не о поэзии эпохи Классицизма меня приперли рассуждать! Когда девицы достали из пыльных и тёмных углов какие-то невероятные тряпки и принялись на себя напяливать, Дурь уже что-то весело втирал мне — я даже не заметила, как он рядом сел, будто выпала в параллель, наблюдая, как девки совершенно спокойно, типа так и надо, разделись догола, натерли сухие, астеничные тела с «резиновыми» стоячими маленькими грудями, чем-то похожим на вазелин, и без белья натянули рваные чулки — одна в сеточку, другая в полосочку. Патрон достал новую бутылку коньяка непонятной марки, и уже положил сухую узкую птичью лапку мне на бедро, так запросто и ненавязчиво, как и все прочие действия — вот он первым и будет! А что, раз главный здесь. Я отхлебнула добрейший глоток неотличимого от самогона на травах пойла, передала баттл Шуту и в упор посмотрела на Дуря, столкнувшись с ним взглядом… едва о него не разбившись — глаза совершенно пустые немигающие и настолько чёрные, что зрачков нет. Ожгла резкая боль в самой середине мозга, и солнечное сплетение свело, будто в излишне туго перетянутом корсете рёбра сошлись. Закашлявшись, отвернулась — трава, чтоль, их поганая? Предпочту разглядывать девиц — благо, есть что: чёрная сплела синие косы, одела темно-голубые, сильно линялые и истрёпанные бриджики, типа средневековых штанциев, и очень крупную «рыбацкую» сетку — соски нагло и откровенно торчат сквозь неё. Медная — в корсете, тоже весьма условно прикрывающем титьки, шнуровка на животе — всё видно насквозь, и к нему рваная-перерваная, будто тлелая шелковая юбочка — wow, тож такую хочу!! Обе очень густо наштукатурены. А худы-то, тела ну совершенно кукольные! Я себя ужано тяжелой и слишком земной почувствовала.

— Нравится, киска? — проникновенно шепнул Дурь на ушко, придвигаясь вплотную.

— Да! — на отрываясь ответила я.

— Отыграем, — тут он сделал эффектную паузу, и я в момент смекнула о чём он, — выберешь себе что глянется!

Я механически кивнула — будь что будет! Правда, наряды очень клёвые — словно в могилке пролежали основательно. И девки такие… мёртвые! Не знай, что это не так — непременно испугаешься. Я вот знаю — и то как не по себе! Пью, пью, а хмель не идёт.