Я была рядом

Я целую. Я ликую. Я парю, как на воздушном шарике, и говорю себе: только без паники. Я уговариваю себя, что смена женщины мне не повредит. Ведь я не хуже других, я тоже могу себе это позволить, как и все остальные сердцееды моего возраста, собравшие такую коллекцию сексуальных впечатлений. Быть может, в каком-то смысле мое преимущество — детский энтузиазм, новизна ощущений. Я готов очень много дать женщине, ибо за все эти годы у меня ни разу не было уверенности в том, что я кому-то нужен. Я давал, но у меня не брали. Теперь я готов дать еще больше. Потому что во мне есть чувственность. Я не хвастаюсь. Понимаешь, чувственность — это желание давать и получать, доставляя удовольствие себе и женщине. Я обожаю совершать половой акт, я знаю, что такое эротизм, я умею быть эротичным. Знаешь, секс — как спорт. А я всегда умел держать удар. Однако мне дважды не повезло под суровыми взглядами Александрины, из-за наших постоянных стычек я в конце концов стал чувствовать себя виноватым, и это чувство вины поджаривало меня на медленном огне день ото дня. Хотя в постели каждый отвечает за себя — это всем известно. Понимаешь теперь, что подтолкнуло меня к той певичке? Грубо говоря, у меня была просто паническая, животная потребность самоутвердиться в плане секса, доказать себе, что я способен заводить женщину, внушать ей желание прикасаться ко мне, целовать меня. А Алекс… знаешь, она не любила целовать меня. А я так люблю целоваться. Разумеется, то, что я сейчас говорю, очень относительно. Это моя точка зрения. Думаю, Александрина представила бы тебе совсем иную версию. И думаю, в этой иной версии я играл бы довольно жалкую роль. Знаешь, не очень-то легко быть парнем, который не удовлетворяет свою жену. Потому что, когда женщина не удовлетворена, всегда виноваты мужчины. Правда?

Так о чем и тебе рассказывал? Кажется, я пытался оправдать себя, но в чем? Ах да: моя чувственность. Я говорил о том, что именно благодаря моей монашеской жизни в браке, моей неутоленной страсти, моим нереализованным фантазиям и приобрел утонченное знание человеческого тела и его потребностей. Всю свою долгую супружескую жизнь я неосознанно готовился к измене. Я понимаю, что изъясняюсь парадоксами, но это так. Даже когда я обнимаю Алису, я делаю это фантастически — так, словно специально тренировался. А на самом деле я просто доверяюсь своему инстинкту, мои руки сами собой скользят по шее, по волосам, ласкают грудь и бедра Алисы. Она отдается мне, не скрывая своего удовольствия. Представляю себе, что она обо мне думает. Наверное, считает меня законченным бабником, коллекционером женских попок. Мне хотелось бы сказать ей, что я не бог секса, что она — пятая девушка за мою тридцатилетнюю с хвостиком жизнь. Для меня очевидно, что, несмотря на юный возраст, у нее уже обширный сексуальный опыт, не в пример моему. Мои ласки и поцелуи нравятся Алисе, я понимаю это по ее быстрому прерывистому дыханию, по ее напряженным рукам, по благодарному взгляду. Но я также понимаю, что она сдержанна и по-своему недоступна, ибо разум говорит ей, что она сто пятидесятая по счету в списке моих побед и что не стоит терять self-control ради одноразового удовольствия. Впрочем, нам и так жарко, мы целуемся, возбуждаемся. Опустившись на скамейку в сквере, мы словно остались одни в целом мире. Тем не менее этот внезапный скачок от робкого знакомства к крайней интимности не помешал интересной, насыщенной беседе возобновиться, словно никакого поцелуя не было. Мы встаем со скамейки, не касаясь друг друга, как двое взрослых людей, которые легко охлаждаются после жарких объятий. Однако глубоко внутри себя я втайне ликую, будто мальчуган, которому в коллеже впервые удалось поцеловать девочку. Слава богу, время все-таки не проходит бесследно. Хоть у меня и немного опыта, с возрастом, к счастью, прибавилось уверенности в себе. Но и она не мешает мне удивляться и находить сверхъестественным — как много лет назад, в тринадцатилетнем возрасте, — тот факт, что я поцеловал человека, о котором ничего не знаю. Впрочем, мне удается отбросить эту приставучую мысль. Я улыбаюсь. На дорожку, по которой мы идем, выкатывается футбольный мячик. Ребята из-за сетки, огораживающей футбольное поле, делают мне знаки, чтобы я кинул им мяч. Я на виду у Алисы ловким, точным движением руки посылаю мяч, и он летит в заданном направлении. Я рад покрасоваться перед Алисой. Затем она предлагает мне табак, и я, нисколько не стесняясь, прошу ее скрутить для меня папиросу, ибо я совершенно не владею этим искусством. В общем, контакт есть.