Я буду рядом

Неужели именно из-за дневника мать Миру не повесила трубку в то утро, когда я позвонила? Обычно стоило мне поздороваться и произнести имя Миру, как ее мать тут же вешала трубку. Если я вспоминала о Миру, то тут же начинала звонить ее родителям. Я чувствовала: ее семья не хотела ни с кем говорить о Миру, но я не знала, что еще предпринять, и продолжала звонить. И вот несколько месяцев спустя после моего последнего звонка настало то утро. Мать Миру сказала:

– Алло!

Я быстро произнесла:

– Только не вешайте трубку. Прошу вас, только не вешайте трубку! – Я была в полном отчаянии.

За моими словами последовала продолжительная тишина, от напряжения мои пальцы с телефонной трубкой готовы были вот-вот треснуть.

– Кто это? – прервала паузу мать Миру.

– Меня зовут Чон Юн.

– Чон Юн…

– Да. – Я опустилась на колени, обеими руками сжимая трубку.

– Я читала ваш дневник.

Она не сказала «дневник Миру», а назвала его «ваш дневник».

– Этот дневник в доме ее бабушки.

– Прошу вас, позвольте мне поговорить с Миру.

В тот момент силы окончательно меня оставили. Сжимающие трубку ладони нещадно вспотели, колени ослабели. Наверное, я уже тогда догадывалась, вернее, знала: уже никогда не смогу услышать ее голос.

– Пожалуйста, позовите Миру к телефону.

Ее мать глубоко вздохнула.

– Где она? – продолжала настаивать я.

На другом конце провода воцарилась гробовая тишина.

– Прошу вас, не вешайте трубку, – попросила я.

– Она умерла.

– Как?

– Она перестала есть.

– Что?

– Ты меня слышишь? Она умерла.

С трубкой в руке я безучастно смотрела в окно. Мне вдруг показалось: телебашня Намсан, которая, казалось, вечно будет возвышаться на своем месте, вдруг развалилась и обрушилась сверху на крышу моей чердачной комнаты.

Мать Миру сказала, что и подумать не могла о решении Миру отправиться жить в пустой дом бабушки. А мы с Мен Сё были слишком поглощены событиями на улицах города, чтобы искать Миру. Она была совсем одна, когда отправилась в дом бабушки. В то время, когда я и Мен Сё спрашивали друг друга, есть ли новости о Миру, она была совсем одна в том доме. Мне хотелось узнать подробности, но ее мать ответила:

– Теперь это все в прошлом, – и повесила трубку.

Но спустя несколько дней она сама позвонила мне. Когда я взяла трубку, она ласково назвала меня Юн-а. И это выглядело вполне естественно.

– Я собираюсь в дом бабушки Миру, – сказала она. – Хочешь поехать со мной?

Я вышла на станции в городе, где жили родители Миру. Ко мне подошел человек, с виду напоминающий водителя, и спросил, не я ли Чон Юн. Я пошла следом за ним. Мать Миру уже сидела в серебристо-серой машине. Она была одета во все черное. Сразу бросалось в глаза – она из аристократической семьи. Я уже хотела забраться на переднее сиденье, но она велела мне сесть рядом с ней. В машине я увидела Эмили, развалившуюся перед задним стеклом. Я рассматривала кошку, но она даже не пошевелилась, словно забыла меня. По пути в дом бабушки Миру никто не сказал ни слова. Только когда машина повернула за крутой поворот, мать Миру обернулась ко мне. Черная одежда еще больше оттеняла ее бледное лицо. Она взяла меня за руку, которой я изо всех сил цеплялась за сиденье, чтобы не раскачиваться из стороны в сторону на крутых поворотах. Ее лицо ничего не выражало, но я ощутила ее тепло и силу, когда она попыталась защитить и успокоить меня. Я смотрела прямо перед собой. И все же мне удалось угадать черты Миру в профиле ее матери – изящный удлиненный нос, гладкий лоб, пухлые, чувственные губы и гибкая шея под густой копной зачесанных наверх темных волос. Мне показалось: я вижу немного постаревшую Миру. В те моменты, когда машина преодолевала ухабы и кочки на горной дороге, она осторожно отпускала мою руку. Ее взгляд блуждал где-то за окном машины. Так продолжалось еще некоторое время, и, наконец, мы подъехали к дому бабушки Миру.

Деревня располагалась у подножия горы. Хотя ее и деревней было сложно назвать, ведь здесь оказалось всего три дома, построенных на приличном расстоянии друг от друга.

– Вероятно, она хотела жить здесь так же, как ее бабушка.

Мать Миру впервые заговорила со мной с тех пор, как мы отъехали от вокзала.

– Люди видели, как Миру работала во дворе и в огороде, обрабатывала землю мотыгой. Она носила бабушкины мешковатые брюки и шляпу. Сначала они испугались, приняли ее за покойную бабушку.