– Как-то после переезда в город я впервые встретился со своими старыми школьными друзьями. На дворе стоял март, но почему-то шел снег. Нас было семь или восемь человек, мы встретились напротив колледжа одного из приятелей, а затем бродили по городу, переходили с места на место, не в силах расстаться, пока не взошло солнце. Тогда мы проходили через рынок Больших Южных Ворот, было довольно темно. В одной из крытых повозок с продуктами я увидел жареных воробьев. Дрожа от холода, мы решили скинуться и купить на последние деньги выпивки и закусок. И вдруг кто-то предложил купить жареных воробьев. Все пришли в восторг от этой идеи. Единственным человеком, который раньше не пробовал жареных воробьев, оказался я. Пока я мрачно разглядывал жареных птиц, наша компания шумно обсуждала, как их лучше готовить: жарить в кунжутном масле, густо посыпать крупной солью или просто запекать на костре. Затем мои приятели принялись спорить о том, как лучше добывать птиц – сетью или просто стрелять из дробовика. А один парень настаивал: лучше всего вымочить рис в вине и рассыпать там, куда прилетают воробьи, подождать некоторое время, а когда птицы опьянеют и уснут, просто собрать их. Казалось, будто весь мир разделился на тех, кто пробовал жареных воробьев, и тех, кто никогда их не ел. А тем временем торговец поставил перед нами политых кунжутным маслом и поджаренных на гриле воробьев. У них не было перьев и внутренностей, птичьи тушки выглядели абсолютно плоскими, но головы остались нетронутыми. Меня захлестнуло странное чувство. Мои приятели принялись жадно поглощать поданное кушанье. Крохотный череп птицы, лежавшей передо мной, треснул. Я не сводил с нее глаз, а приятели начали понукать меня, заставляли попробовать воробья. «Что? Ты не хочешь есть вместе с нами?» – говорили они. Настроение в компании резко изменилось, когда они принялись ругать меня. Глаза юношей, жадно поедающих жареных воробьев, пристально смотрели на меня. Казалось, они решали, долго ли я продержусь. И вот, посреди шумной улицы, заметаемой густым снегопадом, я взял в руки воробья с треснувшим черепом. Не знаю, что заставило меня это сделать. Наверное, можно было этого избежать, но я впился зубами в его крохотную голову. Звук хрустнувших на зубах костей бездонным эхом отчаяния отозвался во мне… Моя любовь к тебе столь же бездонна, как и то отчаяние.
Когда он произнес слова «столь же бездонна, как и то отчаяние», его голос просочился в меня, словно вода, и мое сердце затрепетало. Почему любовь к кому-то не приносит исключительно радость? Почему это еще боль и отчаяние? Я отошла от крепостной стены и присоединилась к остальным. Только он произнес мое имя, я уже знала, что он собирается сказать. Я обернулась и спросила:
– Давай навсегда запомним этот день? Ведь именно это ты хочешь мне сказать, правда?
Он вскинул свои густые брови, и застенчивая улыбка тронула уголки его губ. Он приблизился ко мне и взял за руку. Я вздрогнула и в ответ с силой стиснула его ладонь. Когда он предлагал навсегда запомнить этот день, в его голосе звучала печаль. Я ощутила одиночество человека, знающего, что обречен терять. Десять, двадцать лет спустя… Что с нами произойдет за это время? Задыхаясь от переполнявших меня противоречивых чувств, я еще сильнее сжала его ладонь. Он сам еще крепче стиснул мою ладонь.
– Миру тоже влюблена, – сказал он.
– В кого?
Его лицо помрачнело.
– В того парня, который пропал? – спросила я.
– В профессора Юна.
– В кого? – Мне показалось, что я ослышалась.
– В профессора Юна.