Я боюсь мошек

Скосив глаз на ласковое небо, я думал о тех не менее ласковых штучках, которые мог бы сейчас проделывать с девушкой моей мечты. Поскольку мечты мои были весьма непостоянны, она представлялась мне то брюнеткой, как все испанки, то блондинкой, способной затмить фею Маржолену[7].

Тем не менее все эти блондинки и брюнетки имели некоторые общие черты: у каждой из них был «Феррари», и, когда они позволяли поцеловать себя, термометры от перегрева начинали лопаться один за другим, хлопая, как пробки от шампанского на банкете ветеранов войны.

Мои часы показывали десять. Я посмотрел на маленький корпус, в котором находился Ларье. Свет горел только в его окне. На освещенном матовом прямоугольнике была видна его быстро двигавшаяся тень, которая то увеличивалась, то уменьшалась. Парень чертовки нервничал. Еще сильнее, чем я сам, пари держу!

Я четко изложил ему инструкции, и, судя по его голосу, он был готов следовать им.

Здание было окружено полицейскими, которые били баклуши при свете луны и мечтали о красотках, ожидавших их в теплых постельках.

Оставалось убить четверть часа, если воспользоваться этой дерзкой метафорой. Я поднялся в свою комнату и снял телефонную трубку. Телефонистка была в курсе происходившего, так что мне не пришлось даже открывать рот, чтобы она соединила меня с берлогой моего бедного коллеги. На другом конце двора тень отдалилась от окна. Голос Ларье звучал ясно. К нему вернулась былая энергия.

— Ларье?

— Да.

— Я забыл сверить наши часы. На моих десять ноль четыре.

— О'кей!

— Как вы себя чувствуете?

— Неплохо.

— Беспрекословно повинуйтесь мне, и все будет хорошо. У меня есть мегафон на случай изменения программы.

— Договорились.

— Еще одно. Если по той или иной причине по дороге в аэропорт мы будем вынуждены остановиться, я дам вам сигнал карманным фонариком. Не надо слишком приближаться к нам.

— Не беспокойтесь.

— Окна в вашей машине должны быть закрыты.

— Ладно.

— Тогда до скорого. Ваш выход в десять десять.

— Я знаю.

Я повесил трубку. Итак, жребий брошен. Как только я вышел во двор, туда же въехали мотоциклисты, выделенные по моей просьбе дорожной полицией. Их было четверо. Я дал им знак подъехать к старой колымаге, предназначенной для Ларье.

— Двое из вас поедут перед моей машиной, чтобы очищать дорогу от автомобилей, которые могут встретиться. За нами тронется эта машина, и в ней будет только один человек. Два мотоциклиста будут замыкать колонну. Предупреждаю их, чтобы они не приближались к этой машине. Не пытайтесь понять приказ, знайте только, что это будет опасно для вас самих. Если вдруг водитель этой телеги попытается улизнуть — нужно быть готовым ко всему — вам следует убить его. Однако не приближайтесь к нему даже мертвому. Все ясно?

Им было ясно. Я был признателен им за то, что они не задавали вопросов. Они сумели сдержать себя, несмотря на изумление, вызванное моими словами.

Я проверил снаряжение. Поверх обычного костюма на мне был комбинезон механика, в карманах которого находился полный набор искателя приключений: отличный револьвер с тремя комплектами патронов, две ручные гранаты, два заряда взрывчатки, нейлоновая веревка со складной кошкой, бутылка шотландского виски и пачка немецких марок, вложенная в бельгийский паспорт на вымышленное имя. В одной руке я держал мегафон, в другой фонарик.

В комнате Ларье погас свет.

— Внимание! — прокричал я через мегафон олухам, окружившим здание.

Им были даны точные инструкции. Они знали, что любой ценой следовало помешать Ларье приближаться к ним. Заметьте, что я доверял своему несчастному коллеге. Однако человек слаб. В его положении было от чего потерять голову… Вот почему следовало все предусмотреть.

В двери корпуса «Е» показался высокий силуэт. Не скрою, ребята, он показался мне воплощением смерти. Да, это была сама смерть под маской Ларье.

На нем был плащ и спортивная шапочка. Нижнюю половину лица закрывал шарф.

Он сделал несколько шагов к середине двора, потом, заколебавшись, остановился. Я вновь поднес мегафон ко рту.

— Внимание, Ларье! Автомобиль находится с правой стороны здания. Садитесь за руль и заводите мотор… Когда будете готовы, дайте сигнал фарами.

Он повиновался. Ничего не могло быть трагичнее этого высокого человека, спокойным шагом подходившего к автомобилю. Хлопнула дверь. Послышался шум мотора. Зажглись и погасли фары… Все шло нормально.

Я сел в машину, принадлежавшую нашей конторе, и дал приказ отправляться. Первыми тронулись мотоциклисты, за ними мы. Черная колымага последовала за нами. Я следил за ней через заднее стекло.

Далеко позади темноту прорезал свет фар мотоциклов, замыкавших процессию.

По внешнему бульварному кольцу мы доехали до Версальских ворот. Затем по совершенно пустынным в этот час окольным дорогам добрались до аэропорта Виллакубле, откуда нам предстояло взлетать.

В свете нескольких прожекторов на краю взлетной полосы стояла «Дакота». Вокруг нее суетились люди. Я посигналил Ларье фонариком. Он остановился на площадке. Мотоциклисты отъехали от нас и встали в ожидании перед въездом на летное поле.