— Это прелестный амур Сан-Антонио! Ему только что дали пару крыльев и лютню!
Лунный свет заливал землю. Вращаясь, она приближалась медленно и, как мне казалось, величественно.
Справа внизу я заметил большой белый гриб, неторопливо относимый ветром. Это мешок с микробами по имени Ларье болтался на веревках своего зонтика. Попробовали бы вы оценить иронию вещей! Вот парень, заразный, как никто другой. Его жизнь держится даже не на стропах парашюта — на ниточке. Можно сказать, что одной ногой он стоит в могиле, а другой — в банке с вазелином. Мне поручено достать для него хорошую порцию успокоительной микстуры — и вот его зонтик прекрасно сработал, тогда как мой бездействует.
Я засуетился, как королева красоты перед источающим либидо жюри. Я потянул за все веревки, покрутил все желёзки, потрогал все, что можно было потрогать. Внезапно что-то рвануло меня за плечи. Где-то наверху послышался хлопок… Мое падение замедлилось. Я поднял голову и с восторгом увидел над собой большой белый купол, закрывавший луну. Однако я решил не предъявлять к нему претензий за это. Ведь луна не помогает преодолевать неудобства, вызываемые силой тяжести, земным притяжением! Иначе она могла бы стать гвоздем программы в «Олимпии»[8], притягивая туда зрителей! Интересно, почему Кокатрис Бруно[9] не подумал об этом?
По моему телу пробежала дрожь, как бывает всегда, когда вдруг неизвестно почему возникает непреодолимое желание — удалиться в тихую глухую деревню.
Мягко покачиваясь на стропах, я переводил дух… За меня работал мой зонтик. Он так меня тряхнул, что помутилось в голове. И все же, если бы мне не посчастливилось раскрыть запасной парашют, сейчас я уже присматривал бы за тем, чтобы Млечный путь, наша любимая туманность, сиял поярче. Свои, истории я посылал бы читателям с Сатурна. Они могли бы называться, например, «Сплетни кометы». Я сложил бы межзвездный гимн на мотив «Мы марсиане»…
Способность восстанавливать силы у некоторых существ — например, меня, — можно сравнить только с толстокожестью других существ — например, вас! За несколько секунд я вновь привык к жизни… Забыв о превратностях судьбы, я с любопытством смотрел вокруг. Меня окружала странная, даже пугающая тишина. Шум самолета стих в облаках. Я слышал лишь, легкое посвистывание ветра в куполе парашюта… Я немного повернул голову и увидел в нескольких метрах от себя Ларье. По случайному стечению обстоятельств во время своего свободного падения я оказался в его квадрате… Ветер прибил нас друг к другу.
И тут я подумал, что, когда к этому парню подходят слишком близко, он становится опасен. Я принялся болтать ногами в воздухе, как если бы собирался убежать с его орбиты, однако таинственная сила влекла меня прямо к нему.
Я вспомнил, что движением парашюта можно управлять, если потянуть за стропы. Я уцепился за две веревки и дернул изо всех сил. Результаты не замедлили сказаться. Я стал быстро удаляться от Ларье. К тому же я уже приближался к земле. Я был на уровне высоких деревьев, линий высокого и низкого напряжения, колокольных шпилей, флюгеров и тому подобного.
Я весь подобрался… Лишь теперь, на подходе к земле, я понял, с какой скоростью лечу. Раньше мне казалось, что я плавно парю, в действительности же я спускался в хорошем темпе… Я сильно стукнулся ногами о землю и стал падать назад. Мне показалось, что ноги вошли мне в живот, как это происходит с фотографическим штативом, когда его складывают. К тому же дурацкий парашют, надутый ветром, тащил меня по земле… Я ничего не мог с ним поделать, он продолжал волочить меня задом по кочкам. Я подумал о взрывчатке, которой меня нагрузили, и почувствовал, как страх перехватил мне горло. Один неудачный удар — и начнется фейерверк. Я поднимусь к небу в разобранном виде, и святым придется поломать голову, чтобы снова собрать меня.
Я вновь стал дергать за стропы. Купол парашюта ослаб, съежился и забился по земле. Конечная станция! Я расстегнул сковывавшие меня ремни и принял вертикальное положение… Удалось это только после нескольких попыток. У меня было ощущение, что я только что вернулся из отпуска, проведенного в камнедробилке. Меня разбили и перемололи. Ноги мои дрожали, как смородиновое желе. Позвоночник, казалось, завязался узлом, и я готов был поставить похороны в дождливый день против уикенда, что шея моя перекрутилась, и лицо обращено в ту же сторону, что и ягодицы.
Сделав несколько гимнастических упражнений, я почувствовал себя немного лучше. Затем я скатал парашют и засунул его в кусты. Тому парню, который его откопает, будет из чего сшить себе дюжину рубашек.
Отдав дань осторожности, я отправился на поиски Ларье. Однако я напрасно озирался, приставив руку щитком к глазам. Его нигде не было видно.