Я беременна, профессор!

– Точно? – спросил с сомнением Ольшанский и, получив в ответ кивок, выпрямился и сказал как ни в чем не бывало :

– Тогда давай жрать.

В этот раз я не стал выискивать каких-то мест для свидания. Просто подъехал заранее к университету и, выйдя из машины, стал ждать Иванову.

Заготовленный веник из белых лилий и еще каких-то цветов лежал в багажнике. Я по кругу проворачивал в голове все, сказанное мне Тимом, и жадно вглядывался в толпу студентов, стекающихся в университет.

Иванова показалась минут через десять, как всегда, в компании своих подруг. Я привычным движением потянулся, чтобы поправить шарф, но его на мне не оказалось. Похоже, где-то вчера посеял. Сделав вдох, оттолкнулся от машины и пошел к ней – прямо и уверенно, как и учил Тимур.

– Доброе утро, – сказал я, подойдя. – Даша, на пару слов, – кивнул в сторону своей машины.

Она заколебалась, но ее догадливые подруги исчезли раньше, чем Иванова успела мне отказать.

– В чем дело, профессор? – спросила она, когда мы оказались у моего авто.

– Хотел извиниться за свой визит. Я не хотел делать это так.

– Делать что? – не поняла Даша.

Я посмотрел ей прямо в глаза. И мне даже не пришлось стараться, чтобы смотреть на нее так, будто больше никого не существует. Это ощущение пришло ко мне само, искреннее и неотвратимое.

– Ты выставила все шуткой, но я тогда не шутил, – сказал я хрипло. И даже сам в это поверил.

– Не шутили о чем?

Она издевалась надо мной?

– О том, что способен сойти от тебя с ума, – ответил я прямо.

Запоздало вспомнив о цветах, я оторвал взгляд от Ивановой и полез в багажник. Выудив оттуда букет, протянул его ей.

– Даша, я хочу на тебе жениться.

Ее рот приоткрылся. Механически приняв цветы, она смотрела на меня так, будто у меня прямо на ее глазах выросла вторая голова.

– Потому что я беременна? – выдохнула она.

– Потому что хочу, – отрезал я.

И, отбросив к черту все установки Ольшанского, навис над Дашей, почти вжимая собой в металлический бок машины, и сказал прямо:

– Я, возможно, не красавчик и значительно старше тебя. Но я могу дать тебе все, что нужно. Все, – подчеркнул я, замерев взглядом на ее губах. Хотелось жадно на них наброситься, но мы стояли посреди улицы и я, как мог, сдерживался, испытывая свое терпение на прочность.

– В общем так, Даша, – добавил, перехватив ее взгляд, в котором играло столько эмоций, что я не мог понять, о чем она сейчас думает. – Приходи, когда готова будешь сообщить свой положительный ответ. Только… думай не слишком долго, – предупредил напоследок и, закрыв машину, пошел ко входу в университет.

Конечно же, в этот день только и разговоров было, что о представлении возле входа в альма-матер… И я оказалась в центре интриг, расследований и сплетен. Этого и добивался, видимо, Поклонский, который ошарашил меня почище того, когда признался в искусственном оплодотворении его спермой. В общем, профессор знал толк в том, как сбить с толку! Вот такая вот тавтология.

– Даш… У меня уже голова кружится, как будто это я беременная, а не ты! – призналась Люда, когда я, с букетом наперевес, скрылась с глаз долой в женском туалете, где меня поджидали подруги.

– Я тебя понимаю, – мрачно констатировала я. Устроила букет на подоконнике и сложила руки на груди. – Поклонский сделал мне предложение, – поделилась я с подругами тем, что и без моих слов было очевидным.

– Ого! Это из-за того, что ты от него нечаянно залетела?

– Конечно, да! Хотя, он и попытался соврать, что просто этого хочет.

– А вдруг взаправду влюбился? – предположила Таня.

– Пф! Не смешите меня. Он вообще, может, пытается прикрыть грешки своей клиники.

– Какая ты недоверчивая, Даша! – покачала головой Люда. – Но вообще я шучу. И что ты обо всем этом думаешь?

– Думаю, что надо соглашаться. Но представить не могу, что нас с ним ждет в университете. Как бы его вообще не уволили…

– Зная декана, вполне возможно, – вздохнула Таня.

Нашим деканом была женщина без возраста. Точнее, возраст у нее, конечно же, имелся, но мы предполагали, что он активно стремится к отметке в сто лет. Пройдя которую, будет только расти в геометрической прогрессии, ибо Тамара Львовна казалась нам вечной. И взгляды у нее были точно такие же – довольно устаревшие и стремящиеся туда же – к тому веку, в котором она родилась.

– Ладно, идем на лекции. Хоть что-то я сдать успею, прежде, чем рожу, и на учебу останется не так уж много времени, – буркнула я, и мы с подругами пошли напитываться знаниями.

Во время лекции у Поклонского я делала вид, что ничего такого сегодня возле дверей университета не случилось. Альберт Венедиктович же пытался поймать мой взгляд, но я сосредоточилась на том, чтобы писать конспект.

А после лекции подошла и, дождавшись, когда все выйдут, сказала:

– Вечером жду вас у себя дома, Альберт Венедиктович.

– Ты уже подумала над моим предложением и согласна? – уточнил он.

– Узнаете при встрече. Вы едите морепродукты?

– Что?

Поклонский моргнул непонимающе.

– Морепродукты, – повторила я терпеливо. – Мидии, креветки, щупальца осьминогов. Меня сейчас тянет на них.

– Я ем, – заверил он меня.