И вспыхнет пламя

– Не чешитесь, – предупреждаю я, вспомнив давний мамин совет, хотя сама умираю от желания поскрестись везде сразу. – Инфекцию занесете. Может, попробуем еще раз добыть воды?

И мы отправляемся обратно к дереву, над которым уже поработал мой напарник. Пока он прилаживает выводную трубку, я и Одэйр стоим с оружием наготове, но угрозы пока не видно. Пит напал на хорошую жилу, и вскоре вода начинает хлестать ручьем. Утолив жажду, мы ополаскиваем теплой водой исстрадавшиеся от чесотки тела. Затем наполняем питьем несколько раковин и возвращаемся на пляж.

Ночь еще не окончилась, но до рассвета остались считаные часы. Если только распорядители его не отменят. Вызываюсь покараулить, чтобы дать, мужчинам немного передохнуть.

– Нет, Китнисс, лучше я, – возражает Одэйр.

По лицу видно: он еле сдерживает рыдания.

Мэгз... Что ж, если он хочет остаться со своей скорбью наедине, я не стану ему мешать.

– Хорошо, Финник, спасибо.

Устраиваюсь на песке рядом с Питом, и тот без промедления засыпает. А я продолжаю таращиться в ночь, размышляя о том, как многое может перемениться за сутки. Еще вчера имя Одэйр стояло одним из первых в моем списке будущих жертв, а сегодня он караулит мой сон. Не представляю себе, зачем он спас Пита ценой жизни Мэгз. Знаю только, что никогда не сравняю счет между нами. Остается одно – уснуть поскорее чтобы дать человеку спокойно погоревать. Так я и делаю.

Глаза открываются уже поздним утром. Пит рядом, он еще не проснулся. Над нашими головами на ветках подвешена травяная циновка – что-то вроде солнечного тента. Сажусь на песке и оглядываюсь вокруг. Оказывается, Финник не сидел сложа руки. Две плетеные миски наполнены свежей водой. В третьей – россыпь моллюсков,

Одэйр разбивает панцири камнем.

– Эти твари вкуснее свежими, – произносит Финник и, оторвав кусок мяса, ловко забрасывает его в рот.

Делаю вид, будто не замечаю, как у него покраснели глаза.

От запаха еды урчит в животе. Тянусь к миске, но вдруг замечаю засохшую кровь под ногтями. Похоже, я сильно чесалась во сне.

– Так можно инфекцию занести, – замечает Финник.

– Да, я в курсе.

Иду к соленой воде и смываю кровь. Даже не знаю, что ужаснее – боль или эта чесотка. Наконец решаю: все, с меня хватит, и, громко топнув ногой, запрокидываю лицо к небу.

– Эй, Хеймитч, ты меня слышишь или опять упился до чертиков? Вообще-то, нам не помешало бы средство для кожи.

Парашют появляется с удивительной быстротой. Тюбик ложится прямо мне в руку.

– Самое время, – ворчу я, но не могу заставить себя улыбнуться

Хеймитч... Чего бы я только не отдала за пять минут разговора с тобой!

Плюхаюсь на песок рядом с Финником и откручиваю крышечку. Внутри – густая темная мазь с едким запахом дегтя и сосновых иголок. Сморщив нос, выдавливаю каплю на ладонь и принимаюсь втирать в ногу. Из груди вырывается вздох облегчения: чесотка и впрямь уходит. Правда, кожа приобретает зеленовато-серый оттенок словно у привидения. Обработав одну ногу, приступаю к другой, а тюбик бросаю Финику. Тот недоверчиво глядит на меня.

– У тебя такой вид, словно ты разлагаешься.

Однако страдания побеждают сомнения, и через минуту парень тоже втирает мазь во все тело. Смесь этой жижи со струпьями выглядит отвратительно. Даже забавно наблюдать, как он, горемычный, терзается.

– Бедненький Финник. Ты, наверное, первый раз в жизни стал непохож на красавца?

– Да уж. Непривычное ощущение. Ну ты же как-то всю жизнь терпела.

– Держись от зеркал подальше, – советую я, – скоро забудешь.

– Ага, особенно если ты будешь вертеться перед глазами.

Мы по очереди намазываем друг другу спины. Я уже собираюсь разбудить Пита, когда Одэйр говорит:

– Погоди. Это надо сделать вдвоем. Пусть увидит оба наших лица.

В последнее время в жизни осталось так мало места для развлечений, что я соглашаюсь. Мы становимся по бокам от спящего, наклоняемся прямо над ним и легонько трясем за плечи.

– Пит, вставай, – мелодично воркую я.

Его веки приподнимаются.

– Аа!

Напарник подпрыгивает, словно ужаленный. Мы двое валимся на песок и хохочем до коликов. А когда решаем остановиться, бросаем взгляды на Пита, который пытается напустить на себя негодующий вид, – и снова прыскаем. К тому времени, как приступ проходит, я начинаю думать, что ошибалась по поводу Финника. Может, он и не так тщеславен или самовлюблен, как мне раньше казалось? По крайней мере, не настолько... Стоит мне прийти к этому умозаключению, как возле нас опускается парашют со свежей буханкой. Вспомнив, что в прошлом сезоне каждая из посылок Хеймитча что-нибудь означала, я мысленно делаю для себя пометку на будущее. «Держись ближе к Финнику – и тебе не дадут умереть от голода».