И всё, что будет после…

Правый высокий берег был покрыт лесом, из него у самой воды выбегала утоптанная дорожка, и Жоре пришлось обогнуть пол-озера этой тенистой дорогой, вычисляя по пути методом исключения наиболее вероятную «жертву» ночных «пожарников». Он по-прежнему склонялся к мысли, что это был загоравший вчера на надувном матрасе профессор. И уже через двадцать минут Жора стоял перед знакомым зрелищем – у залитой ранним солнцем и благоухавшей всевозможными запахами поляны. Здесь дорога кончалась, выводя на открытое пространство из-под высоченных орешников. Тут и остановился следователь, решив изучить обстановку.

Слева сквозь ветки блестело озеро, справа взбирался вверх по крутому склону сумрачный старый лес с редкими дубами среди берёз и ёлок, с запахом белых грибов и слежавшейся прошлогодней листвы… Здесь остро пахло мокрыми листьями после дождя и сырой землёй, но Жора пытался поймать те запахи, что нёс ветерок с поляны… И дух разогретой на солнце хвои уловили Жорины ноздри, и тонкий аромат кофе, и близость ягод, спелых и сладких, и раздразнивший слюну запах жареной рыбы – аппетитнейших окуньков, попискивавших в постном масле… Их ворочала сейчас Шурочка, дотягиваясь на цыпочках до сковородки, установленной на коптящем «шмеле», что стоял у неё под рукой на сбитом из старых досок самодельном столе под полиэтиленовым тентом в лагере Василия Исаича и профессора. Жора видел весь лагерь, как на ладони и Шурочку – на высшей точке холма у зарослей, закрывавших обзор верхней дороги.

«Шмель» гудел и изрыгал сильное пламя, необходимое для жарки рыбы… Рядом на газовой двухкомфорочной плитке, на задуваемом ветерком синем огоньке вскипал чайник и грелось в кастрюльке молоко… И Фима с Додиком загорали тут же в шезлонгах, дожидаясь завтрака. А впереди, совсем рядом с Жорой, поджарый профессор в плавках бросал на траву жёлтое махровое полотенце, входя стоически в ледяную воду, и Жора слышал, как плещет вода о мостки, отражая солнечный свет сквозь ветки упавшей на берег ивы.

И тут щёлкнуло что-то в мозгу у Жоры: жив! Слава богу! И память, точно устройство во внутреннем объективе, выдало вчерашний снимок.

Всё было, как сутки назад, словно не было этих сумасшедших суток, словно всё это было сном…

Растрёпанный сонный Вадик с ведром в руке сбегал с горки и, спустившись к озеру, поздоровался.

Вид у Вадика был скучающе-флегматичный. Вчерашнее происшествие с удочками только на миг вывело его из равновесия. В конце концов, удочки – серийного производства… И если что-то случается в жизни, значит, это реальность, и нечего тут особенно удивляться…

Вышедший из воды профессор попрыгал на одной ноге и, ещё не видя Вадика с Жорой, протянул руку к лежавшему у надувного матраса полотенцу. И это жёлтое махровое полотенце, так ловко смахивая живые капли с бронзово-загорелой кожи, радовало сердце Жоры и говорило: «Вот он! Жив и здоров!»

Сан Саныч несколько растерялся, услышав вежливое приветствие Жоры, не без удивления рассмотрев и самого вчерашнего следователя. После нескольких фраз о погоде и о рыбалке (последнее не нашло отклика у профессора), Жора всё-таки осведомился, всё ли у них в порядке, на что профессор что сказать не нашёлся и с улыбкою промолчал, не сумев скрыть тревоги, а Вадик не к месту брякнул, что всё вроде бы и в порядке, да Шурочка с утра пораньше всех напугала, навела панику…

«Какая паника? Чем напугала?» – профессионально вцепился Жора, на что профессор попробовал пошутить: «Шурочка у нас – чудачка…» – и снисходительно заулыбался, развёл руками – взял, взял уже себя в руки! И понял Жора: «Не вытащишь из него ни слова!» И приняв этот факт как данность, мёртвой хваткой вцепился в Вадика.

– Утром дедушку разбудила, – без сопротивления зевнул Вадик, – разбудила и говорит: «Заводите машину! На почту срочно – звонить!» Мы-то уж знаем – что… – Раздался долгий и очень заразительный зевок.

– А что? – громко перебил Жора.

– Ясновидящая она у нас, – ещё раз зевнул Вадик.

– В шутку так её называем! – попробовал вмешаться профессор, но Жора тотчас его оттёр, пожирая глазами Вадика.

– В шутку… разумеется… Но факты есть факты… – потёр Вадик рукой с ведром, видимо, нывшую поясницу. – Связи с домом у них тут нет, – кивнул он на профессорский лагерь под ивой, – а Шурочка всегда знает… сами понимаете, если кто из родственников заболеет… или кто, не дай бог, умер…

– Умер!? – вскинулся как-то вдруг Жора, слушавший до сих пор вполуха.

– Ну так вот… Дедушку разбудила… А он, чтобы не везти на почту, сказал, что бензина мало и к нам пришёл – знал, что отец с утра на базар собирался… И отца попросил всё-таки позвонить – мало ли что ещё… Она ведь может сам факт знать… да не знает, кто. Но мы-то по радио уже слышали и подумали – слава богу, не догадывается, а то, не дай бог, ехать решит… Хорошо, что не мы сказали, а тот…

– Кто!? – перебил Жора. – Кто сказал?