И всё, что будет после…

Жора знал, что видит его таким один он, как и суть всего известна здесь только лишь ему одному… И тому, «расплывчатому», чья эволюция намного опередила человеческую, и цель его появления здесь – задержать эту человеческую эволюцию, эволюцию тех, которые готовы были почему-то совершить скачок, измениться, преждевременно перешагнуть черту… И этого нельзя было допустить! Всё это читал Жора в мыслях «серого», превратившегося в светящийся силуэт. И самое главное – «серый» знал, что Жора знает…

Незнакомец как будто бы жалел Жору и всеми силами желал того, чтобы Жора сохранил тайну, не высказал свою осведомлённость, своё знание. Иначе… Иначе с Жорою пришлось бы сделать то же, что с теми двумя, исчезнувшими… И «серый» этого не хотел.

Жора видел странного человека то серым, то светящимся-разноцветным и с горечью ощущал, что отныне вся его жизнь – в молчании. Но как примириться с этим? Что выбрать? Молчание или неизвестность? Что будет, если он вдруг… Он не мог сделать выбор…

В этот миг два новых человека, поднявшиеся откуда-то с дальнего конца стола, подошли к Жоре и уселись на свободные стулья. Один из них был Редько, вальяжно помахивавший какой-то бумажкой в руке, а второй… Вторым был школьный друг Пашка – совсем такой, как тогда, после игры в футбол, когда они выиграли у десятиклассников – длинный и тощий, в спортивной майке и синем обвисшем трико, но со счастливым лицом, с прилипшими ко лбу волосами… И совсем не такой, аккуратно причёсанный, каким запомнился навсегда в гробу – новый чёрный костюм, белая рубашка с галстуком… Пашка, которого придавило плитой на стройке.

Редько небрежным жестом, как протягивают колоду карт, положил на стол перед Жорой свою бумажку, похожую чем-то на театральную программку… Это был билет куда-то… на второе число. То ли место было второе… И пока Жора близоруко рассматривал издалека этот билет, раздумывая, брать его или нет, но так и не взяв, двое пришедших встали и, слегка обнявшись, ушли обратно по узкому проходу между стульями и стеной, небрежно задевая сидевших.

И тут Жора увидел девочку, вдруг очутившуюся на столе и бежавшую по столу танцующей детской походкой… Он замер, силясь понять, как проделала она всё это секунды назад прямо у него на глазах…

Ребенок сидел напротив, справа, через несколько человек… Жора сразу заметил знакомое лицо, почти уже что-то припоминая, где он его видел, но выпустил из внимания, отвлечённый всем остальным… И вдруг эта девочка, как может только ребёнок, встала без всяких усилий – слегка подпрыгнула, а потом… Нет, даже и не подпрыгнув, легко подняла колено, поставила ногу на стул – очутилась на стуле. Согнув ногу ещё раз, пружиняще подскочила в воздух и, приземлившись уже на стол, помчалась, подпрыгивая и танцуя, как по дороге. Она бежала уже мимо Жоры к двухцветному незнакомцу… Она двигалась вроде бы и в незапрещённом направлении, но лихо обрела свободу, не выйдя из-за стола… Не выйдя, а попросту, оказавшись на нём – обманув всех, словно так и нужно.

Девочка подняла руку над головой, и что-то в руке сверкнуло так ярко, точно сияли волосы и сама ладонь.

Жора зажмурился, а когда снова открыл глаза, увидел хату Константика в полумраке, красноватые угли в печке, неубранный стол и спину цыганки, перебравшийся к телевизору со своей табуреткой. Борисовича не было – старый учитель ушёл.

Оба иностранца, не заметившие, что Жора очнулся, сидели под иконами в конце стола и, беседуя вполголоса, укладывали что-то в свою дорожную сумку. И когда Жора рассмотрел, что же такое они укладывают, и услышал, о чём таком говорят, он побольней ущипнул себя за колено, чтобы проснуться.

Он ущипнул себя ещё раз… Но иностранец в ярко-васильковом свитере, обтягивающем его фигуру до подбородка, по-прежнему сидел за столом, не сменив своей властной, почти неподвижной позы, с сосредоточенным спокойным лицом… А Пепка клал что-то в синюю дорожную сумку.

«Ибо он тот, о котором сказал пророк Исайя…» – откуда-то вспыхнуло в голове у Жоры, и он вдруг увидел, что цыганка на всех на них смотрит, отвернувшись на миг от своего телевизора. Только на миг сверкнули её глаза, и старуха снова повернулась спиной, но фраза выстроилась до конца: «…ибо он тот, о котором сказал пророк Исаия: глас вопиющего в пустыне: «приготовьте путь Господу, прямыми сделайте стези его и тогда взывайте к нему…» Навязчиво завертелась перед глазами цифра три. И опять ущипнул себя Жора за колено, потряс головой, и опять уставился на иностранца.

– Номер пять, – повторил тот знакомо уже во второй раз – монотонно и с некоторым нетерпением. Левая рука его лежала на саквояже, очутившемся на коленях, вместо синей дорожной сумки, стоявшей теперь на полу. Это был черный, плотно защёлкивающийся саквояж… Правая же рука «фиолетового» иностранца распростёрта была на столе ладонью вверх, и он посматривал на эту протянутую ладонь, точно что-нибудь должно было там появиться. Жора вспомнил пилюлю на ладони Пепки. – Номер пять… – продолжал иностранец. – Под крыльцом хутора у бальсана…

– Там мина, – тихо сказал Пепка. – Ничего не выйдет.