И всё, что будет после…

– И купцы наезжают… Купцов хватает! Со своими ящиками на машинах – из Вильни едуть, каб яблыки маи замест южных в городе продать. Пенсия-то у меня двадцать рублей…

«Сколько? – не поверил Жора. За свои адидасовские ботинки он заплатил втрое и радовался, что купил по дешёвке.

– А так и живу… – махнула она рукой. – Кабанчика ещё для дачки держала. Теперь – не… Гэты – паследни. Силы нема. А ну их…

Она снова закашлялась, в груди у неё засвистело.

Жора подумал, что раньше бы непременно сказали, что у неё чахотка.

– Опухоль у меня признали… Операцию, казали, поздно. Дочка сразу – дом продавать. А я говорю – не… Помирать, так здесь. Да кто тут его купит, дом. – Она с усмешкой кивнула туда, на деревню. – Вон, они все стоят, непроданные…

И Жора вспомнил мёртвые пустые дома. Забитые… слепые окна.

– Печка моя прогорит. Пойдём…

Жора нерешительно покрутил в руке яблоко и двинулся за хозяйкой следом.

– Да ты ешь! – Обернулась она, смеясь. – Лет десять после того живу… Врачи ошиблись. Мы с тобой не от рака помрем…

Стыдно стало, Жора почувствовал, что краснеет, как это яблоко. И вдруг вспомнил: «Рука… Что же это она хотела…?»

У крыльца старуха пропустила его вперёд:

– Праходь!

Птица по-прежнему сидела у неё на плече.

Жора поднял корзину с брикетом и поставил к печке на земляной пол, который видел впервые в жизни.

Маленькое оконце в противоположной стенке давало немного света.

– Кури! – разрешила хозяйка.

Он предложил и ей. Та не отказалась, прикурила от уголька.

– Иностранцами интересуешься?

Жора не успел ответить. Птица вспорхнула на печку. Он закашлялся от удушья и едкой пыли – брикет, брошенный цыганкой в щепки, начал дымить.

Разное было в её взгляде. Хитрость досужей сплетницы, по-деревенски болтающей языком, и загадочное знание цыганки.

Наконец, она покачала головой:

– Эко тебя послали… Одного да пешком. Много ли наработаешь? У них ведь машина… Ай, какая машина! Заглядение! Фюи-ить – и нема! Ищи ветра в поле.

Старуха внимательно посмотрела на Жору.

– Или там ничего не знают?

«Там всегда ничего не знают, когда не хотят знать!» – Полдня назад с раздражением и досадой он почувствовал бы себя мальчишкой в действительно дурацком положении.

Сейчас его больше занимал земляной пол.

Он не знал, что люди могут ещё так жить. Стол да лавка, да чугунки на печке, что служит плитой и кроватью и обогревает две половины дома. А эта печечка у самой двери, что топила цыганка, видно, летняя, чтобы не трогать ту громадину. Видел он такие печки. Они – в каждой хате. Там, за перегородкой, куда ведёт тяжелая дверь из дубовых досок, закрывающаяся на железную щеколду, наверное, зала – светлая половина для праздников и гостей или спальня для всей семьи. Может, там и пол деревянный. Зимой, наверное, и сама хозяйка там спит, потому что тут, у самой двери на улицу, отделённой летней печуркой, под лоскутным одеялом на железной кровати ночевать можно только летом.

– Дивишься, як я живу? – засмеялась цыганка. – В наших краях не гэтак, правда… Спачатку и я дивилась. Але потом привыкла…

Жора молча курил. Отвечать на вопросы и спрашивать он ещё не мог, надо было придти в себя. Стыдно было посмотреть ей в глаза.

– А про птицу мою чего не спросишь? – сама она перевела разговор на другое.

– Я думал, только попугаи разговаривают. А что ворону научить можно, если честно, не верил…

– Э-э-э… Болтать можа всяки выучиться. Даже гэты, вон, – нежывы, болбочет… – она ткнула своим высохшим острым пальцем в белую пластмассовую коробочку репродуктора, неуместную на бревенчатой стенке. – Тольки редка я слухаю. Можа, кали, пагоду… Бывае, что и правильны их прагноз…

– А как же зимой… – не мог подобрать нужных слов Жора. Волком, что ли, тут выть зимой? – Снега много? Заносит?

– Начальникам дабирацца нелёгка! – засмеялась она с хрипотцой. А нам – одна халера! Что в лето болото месить, что снег… Разве только на лыжах! А шассейку тракторы чистят – автобус ходит.

– А… не скучно?

– У племянника – телевизор японский, знаешь, видно. Вот и хажу глядець.

– Так Дубовец, значит, вам племянник?..

– Стары мой и батька его, покойники, – браты родные были…

– Выходит, и вы – наследница? – голова его заработала профессионально. Если что-то случится с Константиком…