И все же…

Как сторонника применения военной силы против формирований Аль-Каиды, Талибана, Саддама Хусейна, меня нередко спрашивают, не стал ли я под старость лет республиканцем. На самом деле республиканцем я был всю свою жизнь, независимо от того, сколько реакционеров-республиканцев от Брента Скоукрофта до Патрика Дж. Бьюкенена не согласны с этим утверждением. Не в том смысле, что я за воссоединение Ирландии, — хотя я за, — но в том смысле, что я против всех форм монархии и абсолютизма. Четверть века назад я переехал в Соединенные Штаты, отчасти сбегая от британской королевской семьи (чье паблисити, увы, последовало за мной через Атлантику), а отчасти потому, что независимым автором проще быть в стране, у которой есть писаная конституция и законодательно закрепленный Билль о правах. После варварского нападения на американское гражданское общество 11 сентября 2001 года я решил перестать манкировать своими обязанностями и подал заявление на получение гражданства, и хотя мои бумаги, кажется, сгинули в ужасающем водовороте под названием «Ведомство национальной безопасности», я считаю себя стоящим в очереди на принесение официальной клятвы защищать конституцию от всех врагов, внешних и внутренних.

В январе этого года я оказался вовлечен в две судебные тяжбы, одну — в стране проживания, а другую — в стране рождения, и обе связаны со злоупотреблением властью. В первом случае, директор Американского союза гражданских свобод Энтони Ромеро спросил меня, не соглашусь ли я стать истцом в процессе против Агентства национальной безопасности (АНБ) и косвенно против Министерства юстиции. Было установлено, что АНБ занималось массовой несанкционированной слежкой за американскими гражданами. Мне представлялось ясным (и это утверждается в иске), что это нарушение Первой и Четвертой поправок Конституции в отношении права на неразглашение конфиденциальной информации, с которой имеют дело репортеры, ученые и юристы, работая на Ближнем Востоке и в Западной Азии, и в том, что это являлось необоснованным вторжением в личную жизнь. Именно Первая поправка позволяет мне зарабатывать на жизнь. Но дорога она мне не поэтому, а потому, что она направлена против любого попрания свободы слова. Поэтому я согласился.

А затем мне надо было заполнить анкету о моих контактах и поездках в такие страны, как Иран, Ирак, Афганистан, Пакистан, и Индонезия, обо всех путешествиях, которые я совершил по заданию этого журнала за несколько последних лет. Там был вопрос о том, имелись ли у меня контакты с лицом или группой лиц, которых правительство Соединенных Штатов могло бы рассматривать как связанных с террористами. Я задумался. Большинство из тех, с кем я перезванивался и переписывался по электронной почте в Ираке и Афганистане, посвятили себя борьбе с силами бен Ладена. Но потом было еще одно небольшое дело, в которое я оказался вовлечен. Двух человек собирались посадить на скамью подсудимых в лондонском суде: один из них, Дэвид Кео, — бывший сотрудник аппарата кабинета премьер-министра Тони Блэра, а другой, Лео О’Коннор, — предполагаемый получатель от Кео некоего документа. Якобы в документе сказано следующее: 16 апреля 2004 года президент Джордж Буш предложил произвести бомбардировки штаб-квартиры телекомпании «Аль-Джазира» в Катаре и обсуждал это намерение только с Тони Блэром. А я бывал в представительствах компании, и у меня там есть друзья, а иногда я появлялся на ток-шоу «Аль-Джазиры». Поэтому я, возможно, подпадаю как минимум под один из пунктов о контакте с подозреваемыми в терроризме. Я оказал в Вашингтоне кое-какую помощь освещавшей эту историю команде репортеров лондонской газеты «Дейли миррор» и связался с известным британским юристом Джеффри Робертсоном, который на основании «Закона о свободе информации» подготовил от имени «Аль-Джазиры» запрос в Лондон, чтобы ознакомиться с соответствующим меморандумом.