И.В.С.

Попытался убедить Ильича предпринять хотя бы попытку удержать Польшу. Дзержинский и Менжинский, с которыми до этого обсуждали вопросы становления ЧК, услышав тему, нас не покинули, молча сверля меня горящими польскими взгядами, пока я распинался, объясняя, что такие страны, выделившиеся из России, не имея после разрыва торговых связей своего достаточного экономического потенциала, способны выжить лишь при крупномасштабной поддержке супостата в обмен на превращение в буферную зону — плацдарм для агрессии капиталистического окружения против молодой неокрепшей Республики Советов. Не убедил — ждет мировой революции, "пролетариат не допустит" и т. д. Поляки продолжали сверлить во мне дыры, пока Ленин не закрыл вопрос волевым решением. Польша — по умолчанию плата Ленина за их поддержку, ишь, сколько пшеков набежало на Русь — строить царство светлого будущего на земле. Соратники Ильича! 14 ноября бился в Хельсинки за Финляндию, уговоривал тамошних социал-демократов. Но — не помогло. Ленин настоял — и отпустили. Скоро эти два добрых соседа начнут нас грызть по указанию своих новых экономических гарантов. Дорогая штука свобода, денег стоит, придется и им отрабатывать.

Прибалты выменяли свою свободу на латышских стрелков. В бронеотряд набили международной швали, не продохнуть. Мусульмане получили отдельный декрет. Все мое сопротивление и объяснения никого не волнуют. Заткнись и дуй в партийную дуду.

Разваливается страна. На глазах.

Все замыкается на национальный вопрос. И международка, и внутренняя политика, и война. Весь мой наркомат состоит из трех человек: меня, Пестковского и Ленина, негласной черной тенью витающего на любым документом, выходящим из наших недр. Пестковский тянет на себе всю текучку, пока я, завернувшись в шинель, покуривая, валяюсь на старом кожаном диване в укромном закутке Смольного, в гостях у кота и матроса. Поляк помощник толковый. Через день после моего назначения явился в кабинет Ленина, где я дневал и ночевал первые недели, и предложил взяться за организацию нового наркомата. Тут же раздобыл пол-комнаты и стол. Много таких, опоздавших на революцию старых революционеров, бродит по коридорам новой власти, предлагая свои услуги, пытаясь зацепиться. Сам придумал себе дело и рьяно его выполняет, пока я подвизаюсь в поручных у Ильича по всем текущим вопросам, возникающим у новой власти. Не помню такой фамилии, потому и взял. Меняется история, не может не меняться — благодаря моему вопиющему невежеству и полной неспособности к политическим играм. Вот и Пестковский возник. Чингисхан я настоящий, жил в своем теле, все логично вписывалось в теорию временного провала. А Сталин липовый! Другой временной поток, чужое тело, вселенное сознание. Наверно, следующее за нами отражение. Нет во мне его прозорливости, гениальности. Да много чего нет. Есть только желание спасти свою страну, сохранить народ, поднять державу. А пока въезжаем в Брестский мир, а чем этот мир здесь закончится — мне и представить страшно. Можно еще пристрелить Ильича, но этим делу уже не поможешь.

Пригрелся, Савелий? Подожди, не бойся, не сгоняю я тебя. Сейчас трубку почищу и лежи себе, мурчи на здоровье. Поверишь, Савка, никогда не курил, а здесь начал. Тянет. Организм. И как-то естественно все получилось, только одна проблема была, когда с названием табака разбирался. Вот — нашел, от других воротит, дискомфорт, а этот, английский, не чувствую — естественный вкус. Пахнет приятно. Доживу ли до Герцеговины Флор, интересно бы попробовать? Смешно будет, если дрянью окажется. Выйду из образа — точно тебе говорю!

Ну ладно, не выходит с политикой, но с армией — что мешает? Сам бог велел. Кавалерия еще есть. Пару корпусов — и сам Европу должен завоевать, что расстонался-то? Вопрос — иде их взять?