И в пепел обращен

Подобные бреши зияли по всему городу, разбросанные средь заново размеченных улиц и переулков. Но Лондон быстро рос, поднимался над опустошенной землей, и небрежный взгляд пустырей мог вовсе не примечать: что пустыри, когда разоренные церкви все еще ждут починки! Пожарный Суд[76] работал на совесть, чем раздосадовал многих, но не подвел почти никого: те, кто пытался солгать или сдвинуть вехи, отмечавшие границы их собственности, были строго наказаны, а издержки на строительство – поделены меж арендаторами и домовладельцами по справедливости, дабы никто не потерял более положенного. Для тех, кто работал с камнем и кирпичом, для землемеров и ломовых извозчиков, а наипаче всего – архитекторов, настал золотой век, время великих возможностей и несказанных богатств.

Были отстроены заново многие залы ливрейных компаний, а также немало церквей, хотя кое-какие так и остались достоянием прошлого. Посреди Корнхилл-стрит высилась новая Биржа, с часовой башни коей снова взирала вниз статуя ее основателя, Грешема, чудесным образом уцелевшая среди пепла. Берег Темзы украсился новой Таможней – куда роскошнее, великолепней прежней.

Ныне же крики рабочих огласили вершину Ладгейтского холма, и первый камень, скользнув вниз по подмосткам, с глухим грохотом лег на землю.

Углубление, оставшееся от уничтоженного Пожаром старого собора, некогда заваленное мусором и наполненное дождевою водой, осушили и выкопали заново, но форма его теперь была иной: сэру Кристоферу Рену, средь прочих королевских землемеров возглавлявшему строительство, отчаянно хотелось придать Лондону новую, свежую элегантность. Его план перестройки Сити был отвергнут наряду с добрым десятком диковинных планов перестройки собора, но нечто вроде победы ему одержать удалось.

Под взором архитектора рабочие с лестью и руганью уложили первый камень на место. Один есть; многие тысячи еще впереди.

Да, собор будет не тем, не таким, каким Лондон знал его сотни лет, однако по-прежнему останется Святым Павлом, гордо стоящим на самой вершине западного холма Сити. Точно так же остались сами собой и улицы, от широченного Чипсайда до многочисленных переулков и двориков. Вместо привычного дерева и штукатурки их облачили в кирпич… однако чтоб Лондон перестал быть Лондоном? Ну, нет, такое не под силу даже столь великому бедствию, как грозный Пожар!

А что на земле, то и под землей. Покуда Ладгейтский холм венчает Собор Святого Павла, покуда с востока взирает на него Тауэр, покуда вокруг стоит дугою стена, а в самом сердце Сити уходит под землю Лондонский камень, тень Лондона вынесет все.

И, точно феникс, восстанет из пепла – прекраснее, ярче прежнего.

Послесловие автора

Если вам придет мысль отправиться на поиски Белой Лошади, ищите ее в Оксфордшире, а не в Беркшире, как говорится на страницах этой книги. Причина в том, что с семнадцатого века границы графства значительно изменились. Места там прекрасные, и их очень даже стоит навестить, особенно погожим деньком английского лета.

Внимательные читатели также могли заметить, что фамилия королевы Шотландской пишется здесь не так, как в первом томе. Это, верите или нет, сделано в попытке избежать путаницы. Правописание в те времена отличалось необычайной вольностью. Обычно я выбираю варианты, рекомендуемые Оксфордским национальным биографическим словарем. Королева Шотландская значится в нем как Mary Stewart, но внук ее – как Charles Stuart. Поскольку родство их важно для сюжета, я решила привести Марию в соответствие с Карлом, пусть даже это противоречит решению, принятому в «Чтоб никогда не наступала полночь». По схожей причине Кэндлуик-стрит из предыдущего романа здесь превратилась в Кэннон-стрит: название изменилось со временем.

Что касается календаря: обычно я следую примеру авторов новейших исторических трудов, то есть, датирую события так, будто год начинается с января. Да, согласно календарю, принятому в Англии семнадцатого столетия, год еще начинался с марта, но сей исторической точностью я решила пожертвовать ради ясности.

Благодарности