И только пепел внутри…

– А теперь можешь материться, рычать и слать меня куда подальше, но только не очень громко. Давай, – подошла она ко мне и, взяв две диванные подушки, застыла в ожидании. – Тебе, всё равно, нужно лечь.

– Дай ещё обезболивающее. Иначе я сдохну, – тяжело дышал я.

– Много нельзя. На упаковке написано, не более четырех таблеток в сутки. Ты выпил сразу две еще в больнице. Лучше оставь порцию до ночи. А теперь ложись.

На ее лице не дрогнул ни один мускул, пока она всё это говорила. Ей бы смертные приговоры с таким лицом и интонациями оглашать, а не с больными обращаться.

– Сука! – рыкнул я сквозь стиснутые зубы.

Не на девушку, а на ногу, которая от одного маленького движения снова одарила меня незабываемой, мать ее, болью.

– Тварь! – не мог я сдержаться, но ногу, всё же, на постель поднимал.

Хоть и очень медленно, но дело сдвинулось с мертвой точки, а моя нога оторвалась от пола.

София молча кружила рядом, подкладывая подушки мне не только под ногу, но и под спину и голову, чтобы я остался в полулежащем положении.

Дети на кухне гремели посудой и что-то буйно обсуждали, советуясь, кажется, даже с двумя бестолковыми псами.

– Одеяло? – предложила София, взявшись за его край, чтобы меня укрыть.

– Нет, – качнул головой, тяжело дыша. – Я вспотел, пока эту гребанную ногу поднимал. Какое, нахрен, одеяло?

– Не ругайся, – сказала девушка мягко, но достаточно строго. – И не вздумай потом сорваться на детях или щенках. Тут, – указала она взглядом на гипс. – Только твой косяк. Терпи. Сожми зубы, но терпи.

– И долго мне терпеть?

– Врач сказал, что основная боль продлится дня два-три. Дальше – ты привыкнешь.

– Твою мать! – едва ли не всхлипнул я, спрятав глаза в сгибе локтя. – Твою-то, сука, мать! Я сдохну уже сегодня к ночи. Вколи мне что-нибудь или дай те таблетки.

– Не сдохнешь, – села она рядом и плавно стянула с уязвленной ноги носок. – Уж тебя я с того света выковыряю. Прямо за больную ногу, чтобы ты точно отреагировал.

– Я бы сказал, что ты добрая фея, но хрен там.

– Уж какая есть, – развела она руками, деловито хмыкнув. – Тебе ещё что-нибудь нужно?

– Воды. В глотке пересохло, пока ногу укладывали.

– Да, сейчас, – кинулась София куда-то вниз, наверное, к сумке. Пошуршав чем-то, достала из нее бутылку воды и поднесла ко мне, предварительно открыв. – Ещё что-нибудь? – спросила она, когда бутылка была мной окончательно высушена.

– Ружьё, – сказал устало. – Не хочешь давать таблетки – дай мне ружьё.

– Обезболивающее получишь на ночь, а ружьё не получишь вообще, потому что я не знаю, где его можно взять. Так что терпи.

– Издевательство, твою мать, – буркнул я и отвернул от нее лицо.

Стиснув зубы уже в миллионный раз за этот вечер, перетерпел очередную волну боли. Казалось, что нога начинает болеть даже если я просто моргну дольше обычного.

– Платочек дать? Всплакнёшь.

От наглости и тона исходящих от Софии я даже забыл о том, что у меня сломана нога.

– Тебе весело? – повернул голову и посмотрел на красивое женского лицо, в уголках губ которого застыла легкая усмешка.

– С чего ты взял, что мне весело? – выгнула девушка бровь. – Просто вижу, что ты излишне драматизируешь или просто злишься на самого себя, что тоже уже можно считать лишним, ибо, что сделано, то сделано. И, – остановила она меня взмахом руки, едва я успел раскрыть рот. – Опережая твои доводы и вопросы, сообщаю: да, я ломала в своей жизни, правда, не ногу, а руку. Так что тебя я понимаю.

– Ты ломала руку! – выпучился я на нее. – А я сломал ногу. Нога больше руки и нужнее. Если ты не заметила, я даже ходить сам теперь не могу. Лучше бы руку сломал, с ней хоть мобильности было бы больше.

– Мы сейчас мериться переломами будем? – прикусила София нижнюю губу, скрывая усмешку.

– Дай телефон!

Она меня выбесила.

– Зачем? Хочешь вызвать на меня полицию?

– Да. Сразу ОМОН на тебя натравлю. Но для начала отвечу на звонок. Вибрация из пальто идёт.

– А, сейчас, – в два шага София подошла к стулу, на котором было мое пальто и достала из одного из его карманов телефон, сразу протянув мне.

– Да, – ответил я сразу, видя, что звонит Андрюха. Нужно ему сообщить, что ближайший месяц меня в университете можно не ждать.

– Только не говори, что ты опять забухал, – друг был зол, отчего тяжело пыхтел в трубку.

– Лучше бы забухал, – ответил я, потерев лицо ладонью.

– Что случилось? – тон Андрея сразу сменился на обеспокоенный. – С Катей что-то? Алло, Пашка?! Алло!

– Что там? – послышался фоном Генкин голос. – Трезвый?

– Я ногу сломал сегодня утром. Только сейчас домой попал, – сказал я, опережая их догадки.

– Как сломал? Как тебя угораздило?!

– Скользко на улице, вот и угораздило, – вздохнул я тяжело.

Бродить по комнате, разговаривая по телефону, теперь было невозможно. Поэтому взгляд неосознанно зацепился за Софию, которая, выйдя из комнаты лишь на несколько секунд, вернулась с костылями и начала их распаковывать, шурша пакетиками с болтами и гайками.

В глазах цвета охры застыл вопрос: что со всем этим делать?